Ошибка - Светлана Талан

Утром Никиту охватила депрессия. Было четкое осознание того, что он катится по наклонной, набирая бешеную скорость, и уже невозможно остановиться. Он думал о Диане, об этом неземном цветке, рядом с которым казался себе колючим чертополохом, способным уничтожить прекрасное растение. Никита обвинял в своей беде всех подряд: мать, которая ничего вокруг себя не видит; отца, полностью переключившегося на зарабатывание денег; Яна, который предложил ему расслабиться, и Тимура, продающего разную дрянь. Они были одинаково отвратительны, как и его институт, преподаватели и даже дворник тетя Люся.

Нужно было идти на занятия, но не было ни сил, ни желания. Никита перебрал в памяти всех друзей и знакомых, пытаясь понять, кого бы он хотел сейчас увидеть. Странно, но таковых не оказалось. Можно поговорить с Яном, он наверняка посоветует, как жить дальше.

– А ты не в институте? – удивился Ян, когда ему позвонил Никита.

– Прогуливаю, – сказал Никита. – А ты чем сейчас занят?

– Если тебе нечем заняться, выходи во двор, – предложил Ян. – Я тут собрался посетить в больнице одного товарища.

– Я на мели, у меня нет денег, не идти же с пустыми руками.

– Да брось ты! Ему уже ничего не надо! – сказал Ян.

…Ян дал Никите знак остановиться. Перед палатой, куда они собирались зайти, разговаривали врач и видный мужчина в дорогом пиджаке, светлой рубашке и галстуке в мелкую клеточку.

– Это отец моего товарища, – прошептал Ян и отвернулся.

– Ну и что? – также шепотом спросил Никита.

– Вася из наших, – сказал Ян, – не хочу, чтобы Васькин предок узнал меня и начал уму-разуму учить.

Никита с пониманием кивнул. До слуха доносились обрывки фраз.

Врач: Перикардит – это серьезно… Перевели сегодня из реанимации…

Мужчина: Можно без медицинских терминов? У меня два высших образования, но к медицине не имею никакого отношения.

Врач: Пневмония… Плеврит… В легких и сердце собралась жидкость… Пошло отравление всего организма.

Мужчина: Прошу вас, умоляю, сделайте для моего сына все возможное! Он у меня один. Жена не выдержит, если…

Врач: Вы понимаете, что ваш сын безнадежен?

Мужчина: У меня есть деньги, много денег! Я могу вам хорошо заплатить!

Врач: Об этом не может быть и речи!

Мужчина: Возможно, вам нужно купить какое-то оборудование?.. Не хватает…

Врач: Дефибриллятор… Оборудование устарело, ломается, все выходит из строя в самый неподходящий момент… Финансирование…

Мужчина: Я вам обещаю, что куплю дефибриллятор в любом случае…

Врач: У него почти нет шансов… Парень практически ничего не ест, не спит… Облегчить судьбу больного… Круглосуточный индивидуальный пост… Повышенное внимание…

Мужчина: Я вам очень благодарен… Спасибо.

Врач: Упустили сына… Хорошо. Спасибо… До свидания.

– Пора! – скомандовал Ян, когда мужчины разошлись в разные стороны.

В одноместной палате лежал молодой парень. Никита дернулся, подумав, что видит покойника, но потом заметил, как ходуном ходит грудная клетка больного.

– Привет, Вася! – весело сказал Ян.

Никита стоял посреди палаты, шокированный увиденным. Парень был худой настолько, что его руки, лежавшие вдоль тела поверх одеяла, напоминали кости скелета, обтянутые бледной истончившейся кожей. Голова казалась большой, оттого что скулы выпирали, а щеки запали. Если бы не раскрытые безразличные глаза и тонкий заостренный нос, можно было подумать, что на подушке лежит человеческий череп.

– Здорово, Ян, – тихо отозвался Вася.

В его огромных глазах, выделявшихся на худом лице, не появилось даже искорки радости. Он посмотрел на Яна и Никиту безразличным, почти угасшим взглядом, в котором читалась обреченность. Ян что-то рассказывал, пытаясь выглядеть веселым и вести непринужденную беседу, но было заметно, что присутствие посетителей только угнетает больного.

Никита не мог отвести от пациента глаз. Было ясно, что все земные желания уже покинули его. Парень осознавал, что скоро умрет, что смерть стоит у его изголовья, но это его не пугало. Он так измучился, что потерял интерес к жизни и страх перед смертью. Пришел момент безразличия, когда исчезает любопытство ко всему и уже нет даже желания спастись.

– Твой отец сделает все, чтобы тебя вытянуть, – заверял Ян Васю.

– Да, – прошептал парень. Его грудная клетка, из которой выпирали ребра, вздымалась вверх, потом западала, больному было трудно дышать, он задыхался, и ему было безразлично, что говорит Ян.

– Мы еще с тобой таких девчат себе найдем! – сказал Ян на прощание.

Вася молча кивнул. Они не успели дойти до двери, как парень закрыл глаза.

Никита и Ян долго шли молча, не в состоянии прийти в себя от увиденного. Друзья остановились в небольшом скверике, нашли под большим деревом деревянную лавку, которая лишь немного просохла после недавних дождей, молча сели, закурили.

– Да-а-а, – задумчиво протянул Ян, – можно считать, что Васёк «отбросил хвостик».

– Что сделал? – спросил Никита, не в полной мере владевший жаргоном наркоманов.

– «Жмурик» он, хоть еще и жив.

– И давно он?..

– Лет пять, не больше, – вздохнул Ян. – Но он плотно «присел на слона», как и ты.

– Значит, мне осталось года четыре? – спросил Никита.

– Кому как повезет. Все мы, кто «сидит на игле», «жмурики».

– Я не думал об этом.

– Не ври хоть самому себе. Ты же будущий врач. Кому, как не тебе, знать, что у нас короткий век. Вопрос в том, сколько кому отведено и как это случится. Вот Ваське не позавидуешь… Лучше бы «золотая игла», чем так мучиться. – Ян вздохнул. – У Васьки отец какая-то шишка в городе, бабок там немерено, а вот спасти сына…

– А ты с кем живешь? – спросил Никита, подумав, что почти ничего не знает о Яне.

– С матерью. Отец ушел от нас давно, когда мне лет восемь было.

– Работаешь? Учишься?

– Для кого как. Для матери учусь в институте, хотя на самом деле давно забросил учебу.

– А деньги у тебя откуда?

– Отец дает. Он как бы пытается искупить свою вину деньгами. Дает на учебу, а я их прожигаю в клубе, трачу на девиц, часть отдаю матери.

– Так же, как и я, всем лжешь.

– Когда мы «на игле», то становимся увертливыми, лживыми, бессовестными. Иногда сам себе удивляюсь: как так можно выдумывать на ходу?

– И главное, совесть не мучит, – прибавил Никита. – Я тоже стал другим.

– О какой совести может идти речь, когда ложишься и просыпаешься с мыслью о порошке, о «скрипке», о кайфе. Я слышал от «героиновых» ребят, что у них бывает непреодолимое желание почувствовать внутривенный укол, как они говорят, «веревки чешутся».