Франция изнутри. Как на самом деле живут в стране изысканной кухни и высокой моды? - Анастасия Соколова-Буалле

Культурная интеграция во Франции предполагает отказ от собственной культуры. Вы должны принять тот факт, что французские ценности единственно верные и правильные. Французы настолько уверены в превосходстве своей культуры, что не понимают, как ее можно не принять? Фундамент местного общества основан на общих ценностях, коллективной памяти и культурном наследии. Но те, кто приезжает из арабских и африканских стран, с трудом могут стать частью этого микрокосма.

В итоге получается замкнутый круг. С одной стороны, Франции нужны мигранты для решения демографической проблемы и постоянного притока дешевой рабочей силы, с другой – местное общество не очень-то радо видеть чужаков и пока слабо понимает, что ему делать с выросшим за последние годы массивом других культур и религий, в особенности с исламом, самым многочисленным религиозным и культурным меньшинством.

Если первому поколению надо просто вгрызаться в местный рынок труда и обеспечивать семью, то второе поколение сталкивается с серьезным вопросом, кто же мы, арабы или французы? Почему у нас хуже доступ к образованию, квалифицированной работе, если у наших сверстников, молодых французов, есть доступ ко всем благам общества?

У одной моей подруги есть хороший знакомый, марокканец по происхождению. Он родился и выучился во Франции. Его бабушки и дедушки все еще живут в Марокко. Однажды он решил пооткровенничать с моей подругой. Между эмигрантами всегда устанавливается особая близость.

Он говорил, что их поколение – потерянное. Во Франции они арабы, чужаки, в Марокко они французы, повсюду чужие среди своих. В Марокко все трясут с них деньги, всем они должны. Иногда он чувствует зов крови, думает бросить все, вернуться, но как после Франции жить в стране с более низким уровнем жизни?

Некоторые из его друзей, словно, чтобы доказать свою французскость, ударяются во все тяжкие: курят, пьют на вечеринках, показно меняют подруг и всеми силами показывают себя как свободную от моральных предрассудков личность. Кто-то это скрывает и перед родителями ходит тихой сапой. Один из его знакомых поддался уговорам родителей и поехал в марокканское село за женой.

Девушка словно этого ждала всю жизнь. Платок был первым, что она скинула в самолете. На французской земле она освободилась от остального. Сказала, что теперь она француженка и вообще в душе ей всегда было ближе равенство и братство, чем иерархия и семейный круг. История другого марокканца грустна и прозаична. Он женился на девушке из традиционной семьи, но никой любви и понимания между ними нет. Парень регулярно гуляет на стороне, мучается угрызениями совести, а жена не смеет и слова молвить против авторитета мужа. В итоге все несчастны.

Перемещения по городу свели меня с Закалем, французом марокканского происхождения, родившимся под Парижем. Тем вечером я поздно возвращалась от друзей и решила поехать на такси. Дверь черного новенького «Рено» открыл приятный мужчина южной внешности: небольшая коротко подстриженная борода, глубоко посаженные темные глаза, поджарое тело.

С Закалем мы разговорились сначала на тему вируса, потом обсудили СМИ. Он рассказал немного про свою семью и спросил меня о том, как давно я живу в Париже. Я рассказала про свои восточноевропейские корни, он про марокканские.

Удивительно, насколько его слова вторили тому, что я написала выше. «Я родился под Парижем и вырос здесь. Да, я другой, но я тоже француз. Получается очень сложно. Паспорт у меня французский, но французом меня не видит общество. А в Марокко я больше не свой. В итоге везде я чужой…»

Эта проблема обострялась за последние годы несколько раз. В феврале 2004 года в столице шли протесты против запрета на ношение в школах элементов религиозной принадлежности. Какой парадокс, Франция страна свободы, но достаточно избранной. Можно ли носить крестик в школе? Почему на крестик ничего не говорят, а платок, покрывающий голову, вызывает возражения?

Число мусульман во Франции растет, и видно, что республика пока не понимает, как ей работать с этим вопросом и как включить его в свою доктрину. Один из известных полемистов и общественных деятелей Франции с миллионной аудиторией Эрик Земур считает, что проблема ислама в том, что он изначально не предполагает светское общество, а потому не совместим с республикой. Но похожую проблему можно наблюдать и среди практикующих католиков. Они тоже видят себя потерянными в современной стране и также сбиваются в общины.

«Все эти люди верят, что каждый человек может освободиться от своих корней, своей культуры, своей религии и что роль Французской Республики – помочь ему. И что все мусульманские иммигранты желают этого из любви к республике. Все, что вам нужно сделать, это дать им доказательство любви.

Для Макрона не важно, мусульманин ли вы, пока вы республиканец. По правде говоря, наши преосвященства ошибаются: цивилизация, сказал Мальро, – это «все, что объединено в религию». Исламизм – это не отклонение от ислама, а его претворение в жизнь. Не существует «фундаменталистского кризиса в исламе», потому что ислам был фундаменталистским с самого начала. Наконец, число этих людей превращает их в чужую нацию на французской земле. Вот почему слова и действия Эммануэля Макрона будут поглощены следующими волнами иммиграции»[78].

Для Франции проблема мусульманской общины связана с тем, что внутри ее существуют радикальные течения, неподвластные контролю власти. Также из-за разницы в культуре и сложности интеграции среди мусульман появляются изолированные от французского общества комьюнити, живущие по своим правилам. И если католики имеют сильные связи с современной культурой, потому что Франция выстроила свою историю на плечах кафедральных соборов, то ислам появился на ее территории недавно.

Но эти люди также работают, платят налоги. Многие из них заняты на работах, куда французы больше не хотят идти, дворники, ассенизаторы, рабочие на заводах… Могут ли они требовать от Франции взаимной отдачи?

Как возможный выход из кризиса родилось несколько движений за «модернизированный», более светский ислам, интегрированный во французскую жизнь. Одним из таких примеров является движение «Сыновья Франции», созданное в 2011 году Камилем Бешиком, мусульманином и французом алжирского происхождения.

Его ассоциация выступает за «патриотический ислам», уважающий христианские корни страны. Выход из кризиса Камиль Бешик предлагает искать в любви и уважении к Франции и нации, которую она создала. Лишь это может помочь преодолеть нынешние политические, религиозные или этнические разногласия. «Сыны Франции» обращаются с призывом к молчаливому большинству французских мусульман, живущих в стране, чья история, язык и школа сформировали их личность. Вопреки стереотипам он считает, что французский мусульманин может быть патриотом, как и французский католик, еврей, протестант, агностик или атеист.

В 2020 году виток обсуждения будущего ислама вышел на новый уровень. Франция собирается принимать закон против сепаратизма, направленный главным образом против формирования закрытых общин. «Идея в том, чтобы бороться с радикальным исламом, главным источником сепаратизма во Франции, – говорит министр внутренних дел. Словно чтобы сдобрить горькую пилюлю, он продолжает: – Но этот закон также направлен против всех сектантских движений».