Затаившийся - Грегг Олсен

– Не совершай ошибку, – настаивает Дэн. – Да, тебе сейчас нелегко. Наверняка кто-то сможет помочь. Попроси родственников или найми няню.

Он пытается помочь. Как и всегда. Я помню, как он стал заниматься инвентарем, когда не смог попасть в баскетбольную команду. Всюду ходил с папкой-планшетом и участливым выражением лица.

– У меня уже есть няня. Дело не в том, что я не смогу о ней позаботиться. Как я и сказал, она замечательная дочь. Дело в том – пожалуйста, не думай обо мне плохо из-за моей откровенности, – что я не хочу жить всю жизнь ради нее. Не хочу быть отцом-одиночкой. Дэн, мы с тобой выросли в Шелтоне, где семьи почти всегда оставались вместе, и, если честно, это к лучшему. Мама и папа. Традиционная семья, понимаешь? Ничего лучше не придумали.

– Что насчет родственников? – спрашивает Дэн. – Бабушка с дедушкой?

Я качаю головой:

– Боже, нет. Я ни за что не отдам Обри родителям Софи. Ее отец насиловал ее, когда она была ребенком.

Еще одно подобное заявление, и Дэн начнет пригибаться, как только я открою рот.

– Господи, – говорит он растерянно. – Конечно, нет. Нельзя допустить, чтобы твоя дочь росла с педофилом.

– Софи ненавидела своих родителей, – добавляю я. – Отца – за то, что трахал ее, а мать – за то, что закрывала на это глаза.

– Понимаю, – говорит Дэн. – Его привлекали к ответственности?

– Нет, – говорю я. – Это было больше тридцати лет назад, в то время никто не говорил об ублюдках вроде Фрэнка Флинна и о том, что они делают со своими дочерями.

– Вы обвиняли его в лицо? – спрашивает Дэн. – Ты или твоя жена?

Я киваю:

– Да. Софи поговорила с ним несколько лет назад. Сделала вид, что простила его. Он иногда приходил к нам в гости, а мы приезжали к ним на Рождество. Не знаю, почему она это сделала. Но это ее право.

Дэн снова надевает очки, берет блокнот и начинает записывать.

– А что насчет миссис Флинн?

– Она просто тряпка, – говорю я. – Размазня, бесхребетный человек. Никогда не противоречит мужу.

Дэн опускает ручку.

– Они постараются получить опеку, – говорит он. – Такие уроды часто так делают. Пытаются добиться своего.

– Я бы не удивился, – соглашаюсь я. – Он уже грозился забрать Обри себе. Но не думаю, что у него хватит смелости, если я пообещаю раскрыть всем правду.

Я рассказываю про Фрэнка. Все, что знаю. И про Хелен. Называю дату рождения Обри. Дэн выспрашивает подробности, и я излагаю свои надежды. Я хочу, чтобы у Обри были хорошо образованные и обеспеченные родители. Я передаю ее в хорошую семью, а не выкидываю на обочину. Это не ее вина. Дэн записывает каждое слово.

– Передать своего ребенка в другую семью – важное решение, – говорит он наконец, обращаясь ко мне, как к залетевшей девочке-подростку. Спокойным и заботливым тоном, словно надеясь меня отговорить.

– Я хочу, чтобы ты подумал еще несколько дней, а потом мы встретимся и обсудим все детали, – продолжает он. – Потом встретимся с потенциальными родителями. Ты ведь по-прежнему хочешь принимать участие в жизни Обри, верно?

– Нет, – говорю я. – Я хочу, чтобы ее воспитанием занималась ее новая семья. Если через два десятка лет Обри захочет меня найти, это ее право. Пусть делает, что хочет. Но я не хочу запутывать ее и быть паршивым отцом, который приходит по выходным.

– Но Обри не младенец, – замечает Дэн. – Ей три года. Она знает, что ты ее отец.

– Так будет лучше.

Он понимающе кивает, но я знаю, что это притворство. Я точно так же кивал на встречах в «СкайАэро», когда мечтал, чтобы эта бессмысленная болтовня поскорее закончилась. У меня всегда были дела поважнее, чем слушать свою начальницу-шлюху.

– Я просто хочу, чтобы ты все обдумал, – говорит он.

– Я уже это сделал, – говорю я. – Я думал долго и тщательно.

– Хорошо, – он убирает блокнот. – Почему бы тебе не зайти через неделю? Я буду крепче спать и смогу лучше защитить тебя от Флиннов, если ты согласишься взять еще некоторое время на раздумья. Это важное решение. Тебе через многое пришлось пройти. Не совершай ошибку.

* * *

Слушайте, я понимаю, что мир возненавидит меня за то, о чем я думаю, возвращаясь к машине. Но это правда. Я не хочу растить Обри один. Софи была прекрасной матерью. Признаю, в этом нет никаких сомнений.

Я копаю чуть глубже. До правды добраться нелегко, но я это сделаю. Эта мысль не оставляет меня ни на минуту, хотя рассказать об этом я не смог бы никому – ни близкому другу, ни адвокату.

Каждый раз, глядя на Обри, я вспоминаю о страшном предательстве своей жены.

И о самом ужасном своем поступке.

К тому же, я не пытаюсь сбагрить ребенка с каким-то редким непроизносимым заболеванием или что-то в этом духе. Обри – настоящая очаровашка. Я буду очень по ней скучать. Но я знаю, что так будет лучше. Мне не следует ее воспитывать. Это неприятно, это горько, но такова истина. Ей будет лучше в другой семье.

Когда я возвращаюсь, Катрина берет с вешалки пальто, а Обри, как всегда, радостно бежит мне навстречу. Я подхватываю ее и поднимаю к самому потолку. Интересно, сколько еще раз мне доведется это сделать?

Интересно, будет ли она меня вспоминать?

Софи едет рядом со мной на пассажирском сидении. Я не стал ее пристегивать. Нет нужды. Владелец коттеджа сообщил мне об отмене брони, и я решил, что пришло время отвезти Софи туда, где все началось. Да, теперь она лежит в погребальной урне, но это последнее место, которое она видела, будучи живой. Я хочу развеять ее прах именно там, на пляже, с которого ее похитили. Прощальная вечеринка для одного. Обри для этого слишком мала, так что я оставил ее с Катриной. Флиннов я бы никуда не стал приглашать, тем более на празднование жизни их дочери. Я даже не стал им писать.

Софи всегда любила сюрпризы.

– Только ты и я, детка, – говорю я самой дешевой урне, которую смог отыскать для меня своими влажными ладошками директор похоронного бюро. Мы проезжаем мимо покрытого черепицей отеля «Альдербрук» и спрятанного поместья, принадлежащего Биллу и Мелинде Гейтс. Сюда были вбуханы немалые деньги, думаю я. Деньги – больная для меня тема. Накоплений хватит только до конца года. Страхование жизни Софи уйдет на выплату ипотеки. Мне нужны деньги. Новая работа. Нужно начать жизнь заново.

Я паркуюсь под старым рододендроном, напоминающим скорее дерево, нежели куст, рядом с гаражом «Глицинии». Там уже стоит автомобиль, принадлежащий постояльцу из другого коттеджа, так что я знаю, что буду не один. Ничего, я не собираюсь разыгрывать представление. Софи такое не любила.

Урна, сделанная из дешевого алюминия цвета олова, на ощупь совсем холодная – из-за кондиционера в машине. Софи ненавидела холодную погоду. Я улыбаюсь. Несу урну по заросшей папоротником тропинке к двери коттеджа. Ставлю ее на скамью и отпираю замок на двери.