Холодная рука в моей руке - Роберт Эйкман

Всего таких случаев, если я не ошибаюсь, было пять или шесть; один из них до чрезвычайности меня напугал. То, что мне пришлось тащить рыдающую девицу мимо безмолвно наблюдавшего за нами мистера Миллара, само по себе было не слишком приятным; но на этот раз, миновав довольно крутой лестничный пролет, ведущий в мою квартиру, я обнаружил, что рядом с мистером Милларом стоят два незамеченных мною ранее здоровенных амбала в матерчатых кепках. Оба походили на ресторанных вышибал или боксеров-неудачников; оба, подобно мистеру Миллару, молчали и стояли не шелохнувшись. Поверьте, спуститься по лестнице, поддерживая одной рукой шатавшуюся и цеплявшуюся за стены девицу, было задачей не из легких; однако мне удалось с ней справиться. Как и во всех предыдущих случаях, на этом все и закончилось. Обычно, когда я, выставив девушку на улицу, поднимался к себе, мистер Миллар уже исчезал, закрыв за собой ведущую на площадку дверь. На этот раз исчезли все трое. Я ожидал, что всю ночь до меня будет доноситься грохот и вопли; однако этого не произошло.

Еще один случай запал мне в память тем, что девица несколько отличалась от своих предшественниц; стоя в дверях и сотрясаясь всем телом, она сообщила, что познакомилась с мистером Милларом в Уимблдоне; хотя она, по ее собственному признанию, вела себя как последняя дура, у нее и в мыслях не было, чем обернется это знакомство.

– Я даже не представляла, что такое возможно, – повторяла она, пожирая меня глазами. Девушка упрашивала меня позвонить в полицию, но я отказался, понимая, что это ничего не решит и ничему не положит конец. К тому же, согласись я позвонить, пришлось бы одолжить телефон у мистера Миллара. Так что я выставил девушку за двери дома вошедшим у меня в привычку способом; кстати, оказавшись на улице, она на удивление быстро пришла в себя.

– Простите, что я так глупо себя вела, – пробормотала она и тут же добавила: – Черт, я забыла там пальто. Новехонькое летнее пальто!

Через день-другой, спускаясь по лестнице за письмами, я увидел, что мужская часть подчиненных мистера Миллара, собравшись в большой комнате на втором этаже, заливается смехом, с комичной яростью выхватывая друг у друга женское пальто. Несомненно, это было то самое злополучное пальто. До сих пор помню его цвет, довольно необычный желтовато-зеленый оттенок, нечто вроде yerba de mate[22].

Спортивные увлечения сотрудников фирмы отнюдь не ограничивались лаун-теннисом и импровизированными турнирами по гандболу и баскетболу (для которых обычно использовались мусорные корзины). Каждый день я замечал на полке для писем корреспонденцию, свидетельствовавшую об их сношениях с букмекерами; мелькали и письма с континентальными марками, как я догадывался, от операторов крупных казино (несомненно, сделать подобную догадку мне помогли сведения, некогда полученные от двоюродного дедушки). Теперь я отдаю себе отчет в том, что письма от букмекеров могли приходить лишь в течение сезона скачек, следовательно, память моя изрядно преувеличивает интенсивность подобной переписки. Но я точно помню, писем приходило огромное количество. Полагаю, существует некая связь между бухгалтерским учетом и вычислением шансов; более того, вполне вероятно, когда речь идет об игровых столах, а не об ипподромах и стадионах, бухгалтеры оказываются в особенно выгодном положении. У меня появились новые предположения относительно того, чем мистер Миллар занят в течение рабочего дня; если он ездил в Уимблдон, то вполне мог ездить и на скачки, хотя, как я полагал, он не упускал и возможности просто выспаться.

Несомненно, наш дом порой посещали личности, принадлежавшие к так называемому «спортивному типу». Сейчас я имею в виду отнюдь не ночных бузотеров и не уличных торговцев; речь идет о мужчинах в твидовых костюмах, со сложенными зонтиками в руках. Они громко болтали с сотрудниками, отпуская при этом плоские школьные шуточки, шлепали девиц по задам (как мне казалось, чрезвычайно крепко) – и, не задерживаясь долго, садились в свои стремительные, испускавшие оглушительный рев машины, и уезжали прочь. С одним из таких субъектов связано особенно неприятное происшествие, подтолкнувшее меня к решению переехать.

Надо сказать, этого парня трудно было спутать с остальными. Машина его ревела вдвое громче, чем у прочих, и рев был какой-то особенный. О своем приближении он давал знать издалека. Прибыв, незамедлительно поднимался наверх, причем делал это с поразительной уверенностью, словно был у себя дома. Оказавшись на третьем этаже, где находился кабинет мистера Миллара, он, громко лязгая, отпирал дверь своим собственным ключом. После того как он входил внутрь, в течение нескольких минут до меня доносился грохот падающих предметов; потом все стихало, он запирал дверь и с топотом спускался вниз. Шум, производимый этим небольшим шоу, регулярно проникал сквозь окна, двери и пол моей квартиры; за ним следовали долго не стихавшие вдали завывания мотора.

Первоначально я предполагал, что это прибывает и отбывает сам мистер Миллар; возможно, он забыл что-нибудь в кабинете, возможно, нагрянув внезапно, желал проверить, чем заняты в его отсутствие подчиненные. Но настал день, когда я увидел незнакомца воочию. Рев спортивной машины захлебнулся у дверей нашего дома как раз в тот момент, когда я собрался выходить. Владельцем машины оказался приземистый, дородный, краснолицый мужлан в зеленом костюме и зеленой шляпе-панаме. Распахнув входную дверь, он резко оттолкнул меня, прижав к стене, – при этом, как выяснилось позднее, он серьезно ушиб мне локоть, так что несколько дней я испытывал ощутимые трудности при письме. Прежде чем я успел сказать хоть слово (если бы подходящее слово пришло мне в голову), он ринулся наверх, производя столь знакомый мне топот. Сознавая, что от прочих обителей дома в подобной ситуации дождешься лишь насмешек, но уж никак не сочувствия, я продолжил свой путь.

Поселившись на Бранденбургской площади, я практически каждый выходной навещал мать. Однако бывали случаи, когда я оставался в Лондоне, как правило торопясь закончить работу или же намереваясь встретиться с приятелем; так или иначе мне удалось установить, что по выходным мистер Миллар, как и следовало ожидать, покидает офис. Полагаю, он отправлялся в свой далекий дом, о котором упомянул во время нашей первой встречи за стаканом шерри; в дом, который мое воображение отказывалось представить.

Через несколько дней (точно не помню, через сколько) после столкновения со спортивным типом на лестнице я в очередной раз решил остаться на выходные в Лондоне. Мать намеревалась съездить во Фринтон, погостить у сводной сестры отца; после смерти отца у нее вошло в привычку совершать подобные поездки несколько раз в году. К тому времени атмосфера в нашем доме стала столь напряженной, что я прекратил приглашать к себе гостей даже в свои редкие городские выходные. Тот памятный день я тоже провел в полном одиночестве.

Как это всегда бывало по субботним вечерам, дом наш пребывал в безмолвии. Я допоздна работал над порнографическим вздором майора Валентайна. Однако ночью, стоило мне заснуть, меня разбудил шум, долетавший снизу.

Странно, что такой умеренный шум нарушил мой сон, – такова была моя первая мысль при пробуждении. Потом я вспомнил, что в ночь с субботы на воскресенье в доме обычно царит полная тишина. Вероятно, мозг мой бессознательно отреагировал на нарушение привычного порядка и послал сигнал тревоги. Я уже был испуган, и эта мысль усилила мой испуг.