Золотой дом - Салман Рушди

– Какое отношение это имеет ко мне?

– Относительно вашего великого отца, сэр. Он поднялся высоко, намного выше, чем я мог бы мечтать для себя, но даже в моем преклонном возрасте с помощью Божьей и силы закона я сумею его низвергнуть. Он был партнером моего злейшего врага, Дона, и соучаствовал в его делах, и он тот, кто жив и поныне, и посему…

– Вы явились сюда угрожать мне и моим близким? Думаю, вы злоупотребляете гостеприимством.

– Нет, сэр. Снова я говорю слишком много и отклоняюсь от главного. Не угрожать я пришел, а предостеречь.

– О чем?

– Если семья так тесно сотрудничает с донами, – сказал мистер Мастан, – а потом вдруг, не прощаясь, снимается с места и отбывает – то позади, в этом городе, вполне могут остаться люди, чьи чувства были задеты. Чьи‑то задетые чувства, какие‑то незавершенные дела. И, пожалуй, кто‑то думает, что оказался в дурном положении отчасти в связи с действиями вашего почтенного отца. Эти люди, чьи чувства задеты, не такие великие мужи, как ваш отец. Может быть, на своем месте они кое‑что значат, но для мира в целом – пустяки. Обладают кое‑каким весом в местной общине, однако это лишь локальное влияние. Он, вероятно, теперь для них стал недосягаем. Но вы – по своей невинности или глупости, заносчивости или упрямству – вернулись сюда.

– Думаю, вам пора уйти, – сказала Уба Туур.

И как только мистер Мастан откланялся и вышел, она обернулась к Апу:

– Думаю, и нам пора уехать. Как можно скорее.

– Все вздор, – сказал он. – Обиженный человек, пытается поквитаться. Пустые угрозы. Ничего за ними не стоит.

– И все‑таки я хочу уехать. Кино закончилось.

Внезапно он перестал спорить.

– Хорошо, – сказал он. – Согласен. Уедем.

Снято.

Джордж Харрисон играл на ситаре “Внутри тебя и без тебя”, “Завтрашний день никогда не знает”, “Норвежское дерево” и “Люблю тебя”. Все рейсы отправлялись посреди ночи, так что пока они уложили вещи, уже стемнело, и они сидели в сумраке, воображая, как на этом же месте сидели Джордж и Рави Шанкар, создавали музыку. Некоторое время они даже не разговаривали друг с другом, но потом прервали молчание.

– Я хочу рассказать тебе о том, что мой отец сказал мне, когда я был еще очень молод, – сказал Апу. – “Сын мой, – сказал он, – величайшая сила, которая правит этой страной – не власть, и не религия, и не инстинкт предпринимательства. Это взяткиикоррупция”. Он произнес это в одно слово, как “электромагнетизм”. Без взяткиикоррупции не происходит ничего. Взяткиикоррупция смазывают колеса общества и решают проблемы нашей страны. Терроризм? Садимся за стол с главой террористов, подписываем чек, не проставляя сумму, передаем его через стол: напишите столько нолей, сколько хотите. Как только он примет чек, проблема решена, потому что в нашей стране мы блюдем честь взяткиикоррупции. Стоит человеку продаться, и он куплен навсегда. Мой отец был реалистом. Когда кто‑то достигает такого уровня, как он, ему в дверь непременно стучится тот дон или иной, либо предлагает взятку, либо взятку требует. Невозможно сохранить руки чистыми. В Америке все не так уж отличается, говорил мне отец после переезда за океан. Тут у нас тоже есть Цыпленок Маленький и Маленький Арчи, Безумный Фред и Жирный Фрэнки. И они тоже верят в честь. Так что, может быть, эти миры не столь различны, как мы притворяемся.

– Он говорил с тобой об этом?

– Не часто, – сказал Апу. – Но раз-другой произносил эту речь про взяткиикоррупцию. Мы все слышали ее неоднократно и хорошо усвоили. Сверх этого я не пытался узнать.

– Тебя не огорчает, что мы так быстро собрались обратно? Мы поговорили – с двумя людьми всего? Ты не показал мне свою школу. Мы не купили пиратское видео. Мы толком и не побыли тут.

– Я чувствую облегчение.

– Почему облегчение?

– Нет больше надобности быть тут.

– А как ты воспринимаешь это чувство облегчения? Эту радость по поводу того, что ты окончательно уезжаешь? Разве это не странно?

– Не так уж.

– Почему?

– Потому что я уверился: человек способен меняться полностью. Под давлением жизни он может попросту перестать быть тем, кем был, и быть впредь тем, кем стал.

– Не могу согласиться.

– Наши тела все время меняются. Волосы, кожа, все. За семилетний цикл все клетки, из которых мы состоим, обновятся. За семь лет мы становимся на сто процентов уже не теми, кем были. Почему же этого не может происходить с нашим Я? Как раз семь лет назад я уехал отсюда. И я теперь другой человек.

– Не уверена, что с научной точки зрения все так.

– Я не про науку говорю. Я говорю о душе. О душе, которая состоит не из клеток. О духе в машине. Говорю, что со временем старый дух выселяется, а его место занимает новый.

– Так что через семь лет я не буду знать, кто ты такой?

– А я не буду знать, кто ты. Может быть, придется начать заново. Может быть, мы непостоянны. Так обстоит дело.

– Может быть.

Снято.

Ночь выдалась душная. Уснули даже вороны. Печальноликий мистер Коричневый и прочие бешеные псы ждали у парадного входа – в солнечных очках, несмотря на темноту.

– Мы отпустили ваше такси, – сказал мистер Коричневый. – Наш долг – доставить вас в международный аэропорт Чатрапати Шиваджи, бывший Сахар.

– Что за назойливость! – возмутился Апу. – Нам вы ни к чему.

– Это честь для нас, – сказал мистер Коричневый. – Видите, вас ждут три “мерседес-бенца”. Головная машина, ваша машина и машина прикрытия. Прошу вас. Все лучшее для вас, сэр-джи. “Майбах” С-класса – словно частный джет для дороги. Так пишут. Я лично поеду с вами в этом первоклассном автомобиле.

Ночной город скрывал от него свою суть, поскольку он его покидал, повернулся спиной к тому, кто повернулся спиной к городу. Лики зданий были хмурыми, замкнутыми. Они пересекли залив Махим по мосту Си-Линк, но слишком рано съехали с шоссе Вестерн-экспресс, прежде развилки на аэропорт.

– Почему вы сюда поехали? – спросил Апу Голден, и тогда мистер Браун обернулся и снял темные очки, и ответа уже не требовалось.

– Это бизнес, – сказал мистер Коричневый. – Ничего личного. Все дело в том, что один клиент перебил ставку другого. Приходится выбирать между клиентом, который давно уже не предоставлял работу, и другим, постоянным. Сэр, это делается затем, чтобы послать известие вашему достопочтенному отцу-джи. Он поймет, я уверен.

– Не понимаю! – вскричала Уба. – Какое сообщение?

Мистер Браун отвечал сурово:

– Сообщение гласит: “Ваши поступки, сэр, осложнили наше положение, хотя мы предостерегали вас от таких поступков. Но после того, как вы так поступили, вы уехали, и нас разделяли континенты и океаны, а мы не имели средств или желания последовать за вами. Но теперь вы неразумно позволили своему сыну приехать сюда”. Примерно такое сообщение. Приношу извинения, мадам, вы невинная жертва, все так, побочный ущерб. Об этом я глубоко сожалею.