Годы паники. Как принять верное решение, когда все говорят «пора рожать» - Нелл Фриззелл

Ника, отжимаясь от стен, чувствуя, как океан внутри пытается вырваться через позвоночник.

Писательница Эми Липтрот описала схватки как «землетрясение, проходящее через твое тело».

Еще до больницы они шли регулярно и длились по нескольку минут подряд. К полуночи шли каждые семь минут и длились по минуте. Они были безжалостны – почти полная блокировка мыслей, плотный черный шум, наполнявший каждый миллиметр тела, неразделимый вес, точка фокуса для всей гравитации вселенной. Я чувствовала себя негибкой трубой, застрявшей в бесконечном беге по кругу, а мои конечности безвольно свисали по бокам, как вялые ленты. Я качала молокоотсосом груди, золотые каскады молозива бежали по упругому плотному животу, и мне отчаянно хотелось, чтобы роды продолжались. Свечи догорали. Стены вокруг, казалось, теплели и становились менее плотными.

В половине второго ночи мы снова решили ехать сдаваться. На этот раз я стонала всю дорогу в машине, стоя на коленях, вжимаясь плечами в сиденье, как спортсмен, пытающийся сдвинуть с места коня. Помню, тетушка говорила, что нужно мычать, как корова, а не скрипеть зубами, поскольку это поможет расслабить влагалище. Я стонала в обивку машины, чувствуя, как адреналин бежит по черепу, точно песок. Вот и все, думала я, у меня будет ребенок.

В этот раз я не смогла подняться по лестнице в предродовое отделение, поэтому ехала в лифте, подставив макушку под масляно-желтый свет лампочки. Когда мы вошли в приемное отделение – с огромной сумкой, бившей Элизу по коленям, и с Ником, поглаживавшим мою потную спину, – я заметила, что одна из рожениц, которая была здесь в прошлый раз, здесь и осталась. Бедняжка просидела еще шесть часов, смотря и слушая воскресные телепрограммы, включенные на полную мощность. Теперь на гигантском экране бушевало какое-то казино-шоу под названием «Радость джекпота». Мы сели на те же места, что и в первый раз, и стали ждать, пока нас примут.

Спустя полчаса акушерка позвала меня в смотровую. Я легла, не снимая полотенца с головы, и развела ноги. Она осмотрела меня, выпрямилась и сказала:

– Боюсь, у вас по-прежнему три сантиметра раскрытия.

Мне хотелось зарыдать. Столько времени, все мое раскачивание, боль, повисание на стенах, и – ничего, никакого результата.

Мне просто не верилось.

Под этой голой белой лампой они заставили меня лежать совершенно неподвижно, с парой датчиков от монитора, закрепленных на животе, чтобы пронаблюдать две схватки. Теперь я могу сказать, что любая женщина, которую заставляют рожать лежа на спине, на больничной койке, в общей палате, под лампочкой, будет пользоваться моим бесконечным уважением и сочувствием. Это ужасно. Мне отчаянно хотелось сесть, подвигаться. Я чувствовала себя огромной пульсирующей личинкой, пришпиленной к койке.

Акушерка торопливо вышла на очередной вызов. Родильное отделение явно было недоукомплектовано персоналом. Благодаря годам жесткого сокращения финансирования всех услуг, государственных вообще и здравоохранения в частности, это родильное отделение, как и все подобные по всей стране, держалось только на скелете из преданных, трудолюбивых, но до предела измотанных людей, ничего не желавших так, как сохранить здоровье нации. У нашей акушерки явно было слишком большое количество пациенток, многие из которых, вероятно, находились в куда более серьезном положении, чем мы. Но я все равно ужасно расстроилась и разозлилась, когда мы просидели за тоненькой голубой шторкой еще двадцать с лишним минут, гадая, что, черт возьми, происходит. Нас действительно отсылают домой? Снова? Неужели я так и не рожу?

Со слезами, катившимися по лицу, я слушала, как женщина в голубой форме говорила, что мы можем либо отправиться домой, либо погулять по больнице.

– Вы подумайте, я не тороплю. Кафе и все остальное еще закрыты, но можете походить по коридорам, – говорила она, и в лице читалось искреннее сожаление.

Я была раздавлена. Побеждена. Я больше не могла. Схватки шли больше сорока часов, я почти не спала, не ела и была удручена до крайности. Я повернулась к ней.

– Если я просто сдамся, ребенку это повредит? – спросила я, ощущая себя как никогда безнадежной и бессильной.

– Нет, милая, – ответила она. – Твой малыш в полном порядке. Можешь просто расслабиться.

Я нахмурилась.

– Он не застрянет и не попадет в беду, если я просто перестану пытаться продолжать роды? – спросила я, стараясь заставить ее понять, что говорю не о расслаблении; я собиралась сдаться – совсем.

– Честно? – уточнила она. – Я думаю, это лучшее, что ты можешь сделать.

Так я и сделала. Снова приехала мама Ника, чтобы забрать нас, и так же медленно повезла домой. Едва переступив порог квартиры, я ушла в спальню и тихо легла на кровать. По привычке и повинуясь остаткам страха, легла на левый бок, зажмурилась и постаралась не заплакать. Был понедельник. На следующий день Элизе надо на работу. Я дважды таскала всех в больницу и даже не родила. Я не смогла. И сдалась.

Каким-то образом, несмотря на непрерывные волны схваток, я, должно быть, все же уснула. Я уверена, что спала, поскольку мне приснился сон, в котором я стояла перед маленьким мужчинкой с крысиным личиком, одетым в белую рубаху с ремешком, держащим в руках планшет.

Помню, как тихо говорила ему:

– Пожалуйста, просто скажите, что я не рожаю.

Он глянул в свой планшет, потом снова посмотрел на меня сквозь очочки в проволочной оправе и ответил:

– Вы не рожаете.

Когда проснулась, пижама была мокрая. У меня в тот момент не было сил что-то с ней делать, поэтому я зашвырнула ее в угол спальни, натянула другую – на сей раз светло-голубую мужскую размера XL, которую купила когда-то в магазине секонд-хенда, – и снова легла. Проснувшись в следующий раз, уже в шесть утра, я ощутила себя странно легкой, сообразительной и снова в полном сознании. Вторая пижама тоже оказалась мокрой – намного мокрее, чем первая. Я потащилась в туалет. Может, я описалась? Это плохой признак? Все ли в порядке с ребенком? С голым задом я проковыляла в переднюю комнату, где на раскладушке спала, свернувшись калачиком, Элиза.

– Лиз, – позвала я шепотом. – Я не уверена… Кажется, я обмочилась. Но, может, это воды отошли.

Поскольку она – родственница, акушерка и одна из лучших женщин в моей жизни, Элиза спокойно взяла пижамные штаны из моей протянутой руки, всмотрелась в них при свете, падавшем из кухни, принюхалась и сказала:

– Ну, кажется, мочой не пахнет.

Как только отошли воды, особенно если у вас есть стрептококк группы В, рекомендуется либо вызывать акушерку, либо, если вы решили рожать в больнице, ехать туда. В то холодное ясное утро я чувствовала себя изменившейся.