Рижский бальзам на русскую душу - Дария Юрьева

Мурад поспешил отлучиться на получасовую встречу и попросил Михаила остаться дома с его пятилетней дочкой Айной. Прощаясь, он вытащил из шкафа потрёпанный экземпляр «Туркменских сказок», пользующийся в семействе спросом.

– Прочти ей какую-нибудь сказку, не ту, которую она слышала от нас. Лучше расскажи что-нибудь новенькое,– попросил он. – Я скоро вернусь.

Михаил остался в просторной гостиной. Айна, ползая по ковру, приблизилась к гостю и заползла в удобное кресло, где только – что сидел папа, в надежде услышать забавную историю.

- Что бы рассказать?– подумал Михаил.

Он давно никому не рассказывал сказок. В голову пришла история из учебника английского языка, где солнце и ветер спорили, кто быстрее заставит случайного прохожего, идущего по улице, снять пиджак. Чем сильнее дул ветер, тем больше кутался мужчина, но стоило солнцу выйти из-за туч, как он, почувствовав тепло, снял пиджак. История показалась поучительной, но слишком короткой и по этой причине он отбросил ее.. Дети любят, когда сказка нескончаема. Рассказ должен выглядеть, если не увлекательным, то длинным. Дело оставалось за малым:найти сюжет. Придумать нечто новое, с бухты – барахты, показалось сложным занятием. Что можно вообще рассказать? Он далек был от ягодок и цветочков и мог поведать о том, что видел,

что беспокоило и неминуемо влекло за собой повышение давления в крови. Чтобы как – то

привлечь внимание ребенка, следовало в сказке людей заменить на маленьких зверят. Неудивительно, что из нор вылезли полосатые бурундуки. В командировку прибыли, начал Михаил, высокий матёрый Пат, его ученик Пташ и старый маленький толстый, ходивший с тросточкой, Паташ, которому нравилось, чтобы его называли с уменьшительной приставкой «Паташонком», но, почему-то, его так никто не называл. Отношения между учителем Патом и консультантом директора по экономическим вопросам Паташем, не заладились с первой встречи. Юный Пташ, зная о трениях между учителем и экономистом, продолжал относиться к взрослому Пташу с подобающим тактом, тем более, что с ним поддерживал связь учитель, к которому и по рангу, и по совести, следовало относиться с почтением. Троица, находясь в гостиничном номере, собралась на базар за покупками и вырядилась в полосатые халаты, такие же полосатые, обтекаемые головные уборы и превратилась в бурундуков. Пат ушёл прогуляться по коридору, чтобы показаться встречным в новом наряде и пропал. Паташ плюхнулся на ближайшую свободную кровать, со злостью забросил под неё надоевшую трость и, тяжело вздохнув, оперся на подставленную под локоть подушку. Пташ сел на стул. Молчать и смотреть в окно, было невыносимо скучно. Просился светский разговор о местности, в которую приехали командировочные. В данной ситуации, как учил Пат, лучше всего рассуждать, не выходя за рамки, ограниченные погодой, а когда тема иссякнет, перейти к описанию места пребывания. Так и поступил Пташ, начав рассказывать о местном крае, объединив понятия погоды и местности в один рассказ.

– В данной провинции, где по контракту с зоопарком, несколько лет проживала наша семья, летний период длится с марта по ноябрь, а в феврале начинается весна и в горах зацветает инжир,– сказал Пташ.– Два зимних месяца похожи на переходный период, с перемежающимися холодными и теплыми днями. Снег в неблагоприятные периоды держится максимум два – три дня, а затем начинается оттепель. Особенно тяжело переносятся июль и август, когда свирепствует лето и температура зашкаливает за сорок градусов, не снижаясьв течение круглых суток. С заходом солнца не наступает ожидаемой прохлады и усталость организма, накапливающаяся изо дня в день, не восстанавливается за ночь. Обессиленные и обезумевшие от жары обитатели края, не сумевшие уснуть по несколько суток, как варёные, ходят, ожидая дуновение ветерка.

– У нас такого не бывает,– заверил Паташ,– у нас условия проживания лучше, чем в твоей провинции, и в летнюю ночь можно спать без кондиционера.

Он чуть не захлебнулся в своей значимости. Уставшая нога напомнила о себе и заставила отвлечься. Он нагнулся и стал с ожесточением тереть её, со злым видом бормоча что-то себе под нос.

– Болит?– спросил участливо Пташ.

– Раны дают о себе знать,– обмолвился Паташ, вздыхая.

– В фойе нашего института я видел стенд участников последнего великого сражения, среди которых ,находится и ваша фотография.

– Да-аааа..,-со значением и глубоким смыслом протянул Паташ,– Во время великого сражения я получил рану ноги и теперь вынужден пользоваться при ходьбе тростью. Вам, молодым, не понять, что мы пережили… Да-ааа!

Возвратившийся Пат, попросил коротавших время коллег, поторопиться. Пташ быстро встал и направился к двери, а Паташ, чертыхаясь, начал ползать по полу, вытаскивая закатившуюся трость, не собирающуюся возвращаться к хозяину. Наконец, с горем пополам, поддевая палкой, он извлек трость из-под кровати. Бурундуки встали и отправились в путь. Высокий дородный Пат с неизменным портфелем в передней лапе, вышагивал по тротуару. Слева, находился его верный ученик, а справа, важно катился Паташ, громко стуча тростью о мостовую, чтобы привлечь внимание прохожих.

– Мы идём на базар,– как – бы между прочим обратился Пат к Паташу.– Вы, надеюсь, помните о долге, который мне должны. Хорошо бы возвратить деньги, так необходимые мне для расплаты на рынке.

– Я помню о долге, – поморщился Паташ и с ожесточением постучал тростью о мостовую.– Помню, не скрою. Отдам не скоро.

Ему не хотелось продолжать бесполезный разговор, полагая, что, о чём бы, не заговорили, Пат сведёт беседу к взятой взаймы сумме. Чтобы исключить возможные недоразумения, Паташ резко замедлил шаг, предпочитая отделиться от компании и подчеркнуть свою независимость. Пат посчитал ниже своего достоинства останавливаться и ускорил шаг. Склонив голову к ученику, он поведал причину длительной отлучки, когда покинул номер гостиницы перед уходом на базар.

– Я вышел в коридор, чтобы переговорить с давним приятелем по мобильному телефону, без свидетелей. В беседе выяснялось, что сотрудник нашего института, бывший снайпер, участник великого сражения, возмущен появлением на стенде ветеранов фотографии Паташа, который, во время войны, отсиживался в глубоком тылу, занимаясь распределением провизии. Теперь его фотография снята со стенда и находится в мусорном ведре, что справедливо.

– Как же так?– изумился Пташ.– Он мне рассказывал, что во время войны получил ранение и теперь вынужден пользоваться при ходьбе тростью.

– Его рассказы похожи на речи старцев, предназначенных для неопытных юношей. Он получил увечье значительно раньше, будучи нэпманом, когда, с награбленным неподъёмным мешком пшеницы, пересекал железнодорожные рельсы и не в состоянии был бросить мешок и остановиться перед движущимся поездом. Тогда он и потерял часть стопы. Тема наживы злободневна для него и по сей день.

– Что такое НЭП?– спросил Пташ.

– На этот вопрос,– сказал Пат,– старый купец, друг нашей семьи, ответил, что не может дать точного определения новой экономической политике. Он, как торговал пятьдесят лет, так и продолжает торговать.