Божья девушка по вызову - Карла ван Рэй

О чем я только думала, ведя себя подобным образом? Нельзя сказать, что я не помнила о риске. На этот счет у меня было две стратегии. К первой относился инстинкт, уже на стадии телефонного разговора подсказывавший, кому я могу доверять, и по мере роста опыта он только развивался. А второй стратегией был врач, к которому я ходила раз в неделю на осмотр и анализы.

Клиника доктора Дэйтона располагалась поблизости, и он тепло относился к девочкам, проявляя о них особую заботу. К тому же он был специалистом по венерическим заболеваниям.

«Сколько ты берешь за свои услуги?» – спросил он однажды, осматривая на столе мое обнаженное тело. «Мало, мало», – решительно заявил он, услышав ответ. Жаль, что я тогда пропустила его замечание мимо ушей, поскольку он говорил правду. Но я никогда не считала себя совершенной. Я тут же подумала о своей маленькой груди: ведь она не отвечает стандартным требованиям, разве не так? Как я могла брать больше?

Однажды мне позвонил доктор Дэйтон и попросил срочно прийти к нему на укол пенициллина. Обычно, когда одна из девушек появлялась в приемной, ее немедленно принимали. В этом проявлялось его джентльменское отношение. Однако тот визит оказался единственным, когда такого со мной не произошло. Приехав в клинику, я увидела в приемной рок-звезду, международную знаменитость в сопровождении шофера-телохранителя. Когда музыканта вызвали прежде меня, я поняла, что доктор Дэйтон был отличным специалистом, раз его знали в кругах богатых и знаменитых! Я хихикнула про себя, но потом вспомнила причину, по которой тут нахожусь: мне поставили диагноз «гонорея на первой стадии».

Я ужасно боюсь уколов – даже видя по телевизору, как их делают, едва не теряю сознание, – но доктору Дэйтону я доверяла полностью: он так нежно ввел иглу, успокаивая меня, будто любимую дочку, что я едва почувствовала укол. Доктор был настоящим сокровищем.

НА НОВОМ поприще меня беспокоило то, что я нигде не могла быть собой. Я казалась себе выдуманным человеком, имитацией проститутки; я играла, и никто не спрашивал: кто ты на самом деле? В конце концов, проституция и называется «игрой». Тем не менее меня удивляло, что никто не желал видеть меня другой! Примерно через месяц работы у неопрятной Стеллы я отправилась на поиски высококлассного работодателя.

Я встретила Маринетт, утверждавшую, что у нее французские корни. Ее принцип бизнеса был иным: мужчины вообще никогда к ней не приходили. Поговорив с клиентом по телефону, она вместе со мной ожидала его под уличным фонарем, и там, прямо на улице, происходила сделка. Ее подозрительное, но при этом внимательное отношение позволяло мне чувствовать себя в безопасности. Она стала для меня чем-то вроде строгой материнской фигуры, откровенно объясняя мне тонкости искусства сексуальной любви, о чем моя собственная мать никогда не осмеливалась говорить. Я восхищалась Маринетт и получила от нее много полезной информации.

«Миссионерская позиция – для католических миссионеров, – шутила она с приятным французским акцентом. – Избегай ее. Это ужасно скучно». Она говорила так, словно знала всю Камасутру. Я была гибкой, но никак не йогом, и мне хватало экспериментов в границах возможностей клиентов. В конце концов, они тоже не практиковали йогу.

В прошлом Маринетт была красавицей, свои блестящие черные волосы она собирала в элегантный узел. Я доверяла ей до тех пор, пока она не послала меня к одному своему клиенту, размеру пениса которого позавидовал бы царь Давид. Моему влагалищу, тесному из-за долгой девственности, было сложно к нему приспособиться, и опыт оказался болезненным. Ей хватило такта покраснеть в ответ на мою жалобу, но вскоре я от нее ушла к сутенеру по имени Рик, о котором мне рассказывала одна из девочек Стеллы. Из чистого любопытства я решила поработать с мужчиной.

Рик оказался человеком средних лет, невысоким и довольно худым; пару раз он уже сидел в тюрьме за сутенерство. Он имел определенное влияние на женщин, поскольку производил впечатление настоящего австралийского бродяги и относился к ним по-доброму. Другими словами, он был чем-то вроде положительной отцовской фигуры.

Рик жил в ветхом деревянном доме с линолеумом на полу в кухне и обоями на стенах с повторяющимся рисунком в виде трех летящих друг за другом уток; оттуда он и управлял своим бизнесом. У меня создалось впечатление, что когда-то это был дом его матери и он не потрудился ничего здесь изменить, в том числе и выцветшие хлопчатобумажные занавески. Девушки Ри– ка слонялись по его дому, готовили себе чай и бутерброды и даже убирались, пока он не посылал их на свидание.

Примерно через три недели на новой работе я приехала к Ри– ку и обнаружила его пьяным и расстроенным: он только что нашел пустой коробку из-под хлопьев, где хранил деньги. Возможно, тайник обнаружила одна из девушек во время поисков чего-нибудь съестного. Я удивилась, увидев, что, кроме меня, в доме никого из девушек больше нет. Рик уселся в кресло и властно позвал меня заняться с ним сексом. «Сядь верхом», – проворчал он, расстегнув ширинку и беря свой орган в руки. Несколько поглаживаний, и член его ожил. Я с крайней неохотой уступила, боясь, что отказ повлечет за собой какие-нибудь печальные последствия. Он грубо удовлетворил свою похоть. «Теперь, – заявил он с насмешкой, – у тебя до конца дней будет цистит». Пенис его пылал от инфекции так же ярко, как сам он пылал от негодования после кражи, в качестве мщения решив передать свою болезнь мне.

Не зная, что цистит так не передается, я помчалась к доктору Дэйтону, но тот спокойно посоветовал мне подождать, что будет дальше. Ничего не произошло, однако следующие две недели я не решалась заниматься сексом, вдруг у меня действительно заразное заболевание. Я использовала это время, чтобы спланировать следующий этап своей карьеры. Я хотела работать одна, уверенная, что это будет гораздо лучше, чем все, что происходило со мной прежде. Я слышала, что за сутенерство Рик снова загремел за решетку. Девочки, должно быть, знали, что в тот день будет облава, и ушли прежде, чем появилась полиция.

Мне нужно было еще многое узнать о настоящих правилах игры, и, хотя я могла упустить некоторые неплохие шансы, через три месяца я была готова работать на себя. Я очень хотела свободы, чтобы поддерживать собственные стандарты и самостоятельно планировать время работы. Это не было принято, но мне посчастливилось иметь дело с сутенером, которого посадили, так что вряд ли меня накажут за то, что я оказалась выскочкой. Конкуренция была серьезной, и даже девушка, работающая в одиночестве, могла считаться угрозой, о чем я узнала лишь позже.

МЫ С КЕЛЛИ обсудили детали моей работы. Наш дом во Флорит Парк был хорошо обустроен: отдельный проход в спальню со двора, а до ванной комнаты можно было добраться, минуя основные жилые помещения. Я предложила Келли с сыном жить у меня бесплатно, и она согласилась. Она продолжала присматривать за маленькой Каролиной, пока я работала. Каролина с Джимми хорошо ладили, а я подружилась с Келли.

Келли рисковала, живя со мной, поскольку по закону считалась соучастницей. Девушка могла на законных основаниях работать самостоятельно, но если кто-то помогает ей по дому, то дом может считаться борделем – по крайней мере, так мне сказал клиент, представившийся полицейским и напугавший меня до смерти. «Ничего, – сказал он отеческим тоном. – Я тебя не заберу. Но будь осторожна». Келли после этого стала нервничать еще больше, но она была такой по природе.