Университет имени Конкордии Непобедимой. Проклятое число - Анастасия Юрасова

— Ну что, воспользуемся наконец-таки нашей привилегией и выпьем что-нибудь бесплатно? — ухмыльнулся Корвус. — Я успел разузнать о парочке крайне милых местечек, где можно тайком хлебнуть чего покрепче. «Старина Люпус», например.

Пуэлла поежилась:

— Вообще-то, это именно он содействовал Малусу и Кунктии. Он подлил в «Астрал» покоряющее зелье, и именно это чуть не заставило меня пойти в ректорат и взять ритуальный ножик. — Она нахмурилась. — Да уж, волей-неволей начинает хотеться дослушать твою историю до конца, и как можно скорее. Надеюсь, ты ответишь мне на все вопросы, что крутились в голове столь долгое время.

— Надеюсь на это, хозяйка, — ответил Корвус, приобнимая Пуэллу за талию. — Впрочем, нет такого божества, что знало бы ответы абсолютно на все вопросы. Даже твоя мать не такая: у нее есть слабые стороны и то, в чем она плоха.

— Мне и не нужно, чтобы ты открыл предо мною все карты… кстати, о картах, — оживилась девушка. Резко отстранившись, она отвесила альбиносу внезапную оплеуху. Тот застонал. — Это тебе за то, что напугал тогда, в кафе!

— О чем это ты? — простонал Корвус. — Какое кафе?

— И не притворяйся, что не знаешь! Мы с Амикой гадали, каким будет мой суженый, и совершенно внезапно все три карты — и веритас, и фалсум — показали нам Ворона Свободы, летящего вон из башни с цепями в клюве. Эффектный подкат, ничего не скажешь, вот только у нас с подружкой чуть инфаркт не случился!

— Боюсь тебя разочаровать, хозяйка, но твои карты я не заколдовывал. Слишком примитивно, не в моем духе.

— Ч-что?.. — растерялась Пуэлла. — Но кто же тогда…

— Да кто угодно, — махнул рукою Корвус, — от простой продавщицы до какого-нибудь эруса мог это сделать. Бытовая магия, немножко мастерских иллюзий, и вуаля, розыгрыш готов! Честно говоря, не думаю, что в этом были замешаны сильные мира сего — или не сего, какая разница.

— А мне вот что-то стало не по себе. Сколько раз странные вещи, происходившие со мною, не были результатом твоих манипуляций?

— Странные вещи происходят с людьми слишком часто, чтобы я стоял за каждой из них, — равнодушно ответил Корвус. — Может быть, извинишься за оплеуху, хозяйка? Я ее не заслужил.

— Еще чего, засранец.

Пуэлла почувствовала, как кровь закипает в жилах, и, повинуясь неожиданному порыву, схватила Корвуса за грудки и прижала его спиною к стене. Он был выше нее, а потому все происходящее выглядело немного комично — он глядит на нее сверху вниз, словно на заигравшуюся собачонку. И все-таки, это напускное. За этой снисходительной маской скрывается что-то, что прежде Пуэлла никогда еще не замечала за Корвусом… страх. Дикий, животный страх по отношению к ней.

Девушка дернула головой — кто-то словно попытался свернуть ей шею, ведь это движение было непроизвольным и странным. Странные образы и мимолетные видения заскользили перед глазами. Она вспоминала. Медленно, рывками, но вспоминала себя прежнюю.

Она прижимает Корвуса к стене, ее глаза горят безумным огнем. Она знает, что Демиурга нельзя убить — его можно потрошить и истязать, но тот скоро регенерирует, и ни единого шрамика не останется на восхитительном белом теле.

Мать говорила, что, останься она дома, непременно стала бы почитаться как богиня материнства и плодородия. Она чувствовала все живое, могла заставить мертвый цветок пустить корни, поставить на ноги смертельно больного человека… и убить, высосать все соки даже из самого здорового.

Однако может ли сравниться жалкий мир Двенадцати Держав с миром снов, таким восхитительным и странным? Она экспериментировала с детищами своего фамильяра, поджигала их, резала и рвала на кусочки. Некоторые из них, рожденные слишком слабыми мыслеобразами, растворялись и исчезали, некоторые — появлялись вновь, срастались воедино раз за разом…

— Тебе идет плакать, Корвус, — сказала она ему, зная, что, сколько бы еще слез он ни пролил, его любовь останется прежней, а может, сделается еще сильнее. — Твои глаза наливаются кровью.

— Хозяйка? — ворон иронично вздернул левую бровь. — Что-нибудь произошло?

«И это чудовище ты изо всех сил пытался вернуть к жизни? Чем я так нравилась тебе?!»

А потом Пуэлла поглядела в бесцветные глаза альбиноса и все поняла. Поняла не разумом, но сердцем, и душа ее захлебнулась в горечи.

«Я ведь была единственной, кто интересовался тобой. Единственным существом, созданным не твоей рукою, но при этом не брезговавшим к тебе прикасаться».

— Произошло, Корвус, — ответила Пуэлла, нежно касаясь губами его губ. В глазах у нее стояли слезы. — Не знаю, почему это происходит, но я начинаю вспоминать. Наше с тобой прошлое было не таким уж и счастливым.

Альбинос отпрянул в сторону, на лице его одна эмоция сменяла другую.

— Оно было счастливейшим из возможных! — воскликнул он наконец решительно и даже грозно. — Мы были связаны, как и сейчас! Мы были связаны, и ничто не могло встать между нами!

— Но я была безумна, Корвус. — Пуэлла тяжело сглотнула. — Та еще садистка и тварь. Не знаю, как у Конкордии родилось такое чудови…

— И ты туда же! — почти болезненно вскрикнул ворон. — Твоя мать настояла на твоем перерождении и забрала тебя у меня, чтобы твоя душа стала лучше и чище в страданиях! Ты скиталась по иным реальностям и рождалась юродивой, калечной и нищей раз за разом! А все из-за того, что Первая из Демиургов не могла принять наше видение семейного счастья!

— Это не было счастьем. Для тебя — уж точно.

— Нет, хозяйка, я был еще как счастлив! А вот эти века без тебя были подобны самой настоящей пытке.

Они стояли друг напротив друга, словно на сцене какого-то дешевого театра; цветные блестящие тряпки нависали над ними, переливались стразами и пайетками. Пуэлла почувствовала себя как-то неловко и очень глупо. Такой момент испортила! Ведь они могли бы… прямо здесь, в студенческом городке, прячась в очаровательных тенях, словно воры…

— Ладно, — выдохнула она наконец. — Как бы там ни было, я сильно изменилась. Возможно, меньше, чем сама хотела бы признавать, однако метод Конкордии сыграл мне только на руку. Теперь мы снова вместе, вместо уродливого родимого пятна на моем животе горит Печать Согласия. Что еще может быть нужно?

Корвус вздохнул.

— Разве что кружка чего-нибудь покрепче да мясо с булкой, — сказал он. — За что я все-таки люблю человечество, так это за восхитительную еду.

Они сидели в полумраке на подушках, вокруг тихонько попивала спиртное разношерстная молодежь. Пуэлла ощущала себя странно — немного бунтаркой, немного чокнутой, но очень и очень счастливой. Все-таки, рядом был Корвус, и в этой жизни она уж точно не станет обесценивать его, как делала раньше. Между ними будут совсем иные, куда более проникновенные и добрые отношения. Все-таки, такой была нынешняя Пуэлла: доброй, ласковой, светлой девушкой с огромным сердцем, готовым разорваться в клочья во имя любви.