Исход из Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

снят, как она и сказала. Стала ли она лучше, потому что сказала правду? Или хуже, потому что она почти набралась мужества убить Тура? Уронив игломет в один из больших боковых карманов своей запачканной и разорванной одежды, она посмотрела, как нога Шифера исчезает в мусоропроводе, потом села на пепел и стала ждать петель Сланца или зверей, которых солдаты называют богами, а Антилопа — церберами.

* * *

Бизон положил обратно нетронутую ножку фазана.

— Две карты для каждого, кальде?

Шелк кивнул, не отрывая взгляд от Мукор:

— Да. Я не собирался говорить вам об этом сегодня вечером, полковник. Точнее, я собирался принять решение только завтра утром.

— Я просто хочу указать… — начала было Саба.

— Но если Мукор сможет найти мантейон, куда женщина, которую я ищу, несет свою жертву, завтра я буду занят. Кроме того, будет лучше, если я объявлю об этом сейчас, чтобы генералиссимус Узик и генералиссимус Сиюф могли услышать. Завтра мы отошлем волонтеров домой, и каждый получит аккредитив в две карты в фиске.

— Кальде… — Узик протянул руку через вакантное место майтеры Мята и коснулся руки Шелка. — Нам надо забрать у них оружие; одно это займет не один день.

Шелк тряхнул головой:

— Мы не будем забирать у них оружие. Пускай они сохранят то, что у них есть — теперь это их оружие.

Саба посмотрела на Сиюф, и, когда Сиюф ничего не сказала, заговорила сама:

— Это неслыханно! Глупость. Безумие.

Синель посмотрела на Шелка и кивнула:

— Она права, патера. Это шиза.

— Как-то раньше ты высказала очень значимую для меня мысль, — сказал Шелк майтере Мрамор, сидевшей на дальнем конце стола. — Ты знаешь, что я ценю твое мнение больше, чем любое другое. Не повторишь ли ты его для нас?

— Я не могу, патера. И я не помню, что говорила.

— Парень, — вмешался Меченос, — разве не достаточно просто не отбирать у них мечи?

— Я и так не могу забрать их, верно? Они уже их собственность. Синель, ты согласна, что я не могу это сделать. Почему бы нет?

— Потому что они мужчины, — рявкнула Саба, — девяносто процентов из них, и на них нельзя положиться, как и вообще на мужчин.

— Они убьют друг друга, патера, — добавила Синель.

— Конечно, они уже убивают. — Шелк повернулся к Сиюф. — Мой мантейон находится в четверти, которую мы называем «Солнечная улица». Я должен объяснить, что в нашем городе насчитывается намного больше четырех четвертей; четверть, в нашем смысле, означает район, обслуживаемый одним мантейоном.

Если она и кивнула, движение было настолько легким, что он не заметил.

— Пятьдесят тысяч, кальде Шелк? Все с карабинами?

— Добровольцев больше пятидесяти тысяч, но не у всех есть карабины. Так что пятьдесят тысяч карабинов, возможно, или немного больше.

Дальнейших вопросов не последовало, и он продолжил:

— Это жестокая четверть; большинство авгуров говорит, что она — худшая в городе. Она граничит с Ориллой, которую мы называем пустой четвертью — без мантейона. Однако некоторые люди из Ориллы приходят в наш мантейон, а некоторые люди из нашей четверти приходят в Ориллу, чтобы купить украденные вещи. Я хочу сказать, что мало какая неделя обходится без пары трупов, и очень часто — трех или четырех. Когда один человек решит убить другого, он это сделает. Если у него есть карабин или игломет, он может использовать их; но если нет, он воспользуется кинжалом или шпагой. Или топориком, топором или поленом.

Шелк вспомнил Гагарку и добавил:

— Большой сильный человек может просто бить ногами более слабого и забить его до смерти. То же самое может сделать группа людей; я знаю случай, когда дюжина разъяренных женщин забила до смерти мужчину, изнасиловавшего ребенка, — они били его скалками и кололи кухонными ножами и ножницами.

— Любая женщина может убить мужчину, кальде, — сказала Хадаль. — У нас, дома, это самое обычное дело, и за столом есть женщины, которые убили нескольких.

— Здесь это тоже не редкость, майор; вот почему то, о чем рассказала мне майтера, так меня впечатлило. Женщина из нашей четверти пришла навестить ее сегодня днем, и майтера спросила, не боится ли она ходить через весь город, ведь у каждого есть карабин или игломет. Женщина ответила, что не боится, потому что и у нее есть.

Шелк замолчал, приглашая гостей высказаться, и Саба проворчала:

— Через полгода, или даже раньше, они сбросят вас, кальде.

— Быть может, вы правы. — Шелк развел руки. — Но не силой, так как им не придется; у меня нет ни малейшего желания держаться за должность, если наш народ меня не хочет. На самом деле, это и есть основная разница между нами и Аюнтамьенто. Но, как мне кажется, вы наткнулись на кое-что важное. На причину, из-за которой Аюнтамьенто не разрешало жителям города иметь карабины или гранатометы, вроде того, о котором Синель рассказала мне в полдень этого дня, — они эффективны против солдат и труперов в доспехах. Аюнтамьенто считало, что, если наши люди будут безоружными, оно сможет править ими до тех пор, пока ему будут верны гвардия и армия.

— Очень целесообразный принцип, — заявила Саба.

— Возможно, но работает не слишком хорошо. Несколько дней назад народ одолел сотни гвардейцев и забрал их оружие. Но я вижу, что не убедил вас.

Саба кивнула.

— Тогда разрешите мне высказать еще одно соображение. Генералиссимус Узик сказал, что ему понадобится не один день, чтобы собрать оружие у добровольцев генерала Мята.

— Если они его отдадут, — проворчал Бизон.

— В точности. Лучшие труперы отдадут оружие, если получат приказ, но худшие свое спрячут — а ведь мы хотели бы в точности наоборот. Более того, если однажды нам опять понадобятся волонтеры, нам придется потратить такое же время, чтобы оружие раздать.

— Сто тысяч карт — большая сумма, — прошептал Квезаль, кивавший над своей нетронутой тарелкой. — Неужели вы можете позволить себе так много?

Шелк покачал головой.

— Тогда не надо, парень! Не давай! — воскликнул Меченос.

— Мы не можем себе это позволить, мастер Меченос, — криво усмехнулся Шелк. — Но мы не можем и не позволить. Во-первых, я пообещал наградить тех, кто храбро сражался, на обеих сторонах, но до сих пор им ничего не дал. Есть тысячи всяких вещей, которые мы не можем себе позволить. В этом нет никаких сомнений. Но то, что мы никак не можем себе позволить, то, чем мы никак не можем рисковать, — дать людям поверить, что мои обещания ничего не стоят. Так что завтра, как я и сказал, каждый трупер генерала Мята и полковника Бизона получит по две