Хроники особого отдела - Александр Игнатьев

месте поставили новый памятник. Огромный, символизирующий неизбежность времени метроном.

Но… его скульптор Владислав Новак, сразу после открытия, повесился. Оставленная им предсмертная записка гласила: «Он смотрит».

Чехов мост, и по сей день, является излюбленным местом самоубийц. Ежегодно с него, спрыгнув во Влтаву, прощаются с жизнью не менее восьми человек...

***

4 января 477 года. День и Вечер. Рим.

Кто такой Петроний, Ромул доподлинно не знал, но его вольноотпущенник и управляющий всеми делами в доме иудей Иосиф говорил о нём всегда с каким-то мрачным восхищением. Своим, сломанным ещё в далекой юности, носом этот человек всегда чувствовал приближение неприятностей, а потому, лишь услышав о сборах, он кивнул головой и, не глядя на стоящего рядом с креслом гостя, быстро вышел – отдавать соответствующие распоряжения.

– Хорош старик! – между тем заметил непонятно почему сочувствующий свергнутому императору таинственный товарищ.

Ромул только тяжело вздохнул. Было совершенно очевидно, что бежать ему некуда. Укрепившийся в устье Лауры Одоакар не просто совершал набеги на все близлежащие земли – именно он породил конфликт между королем Теодорихом и правителем богатейшей Суасонской области Эгидием. Как результат, Римская Галлия пала, и никто не мог больше противостоять саксам в их походе на Рим.

Молодого человека знобило. Пышущие жаром противни не давали тепла, через дверные щели, со свистом, врывался едкий колючий холод.

– Я никуда не пойду, – тихо шепнули губы. – Некуда. Да и зачем бежать? У меня нет сторонников, кто я, в самом деле?

Петроний удивлённо посмотрел на ёжащегося императора и решительно повернул к себе кресло, со сжавшимся в комочек хилым мальчишеским телом.

— Ты прав, ты никто. Даже в историю ты уже вошёл, как никчемный юнец, завершивший своим присутствием картину разрушения величайшей из известных в Ойкумене империй. Но жизнь ещё не окончена. Наступает новая эпоха, и, сейчас, мы в силах прорубить проход и облегчить участь будущих поколений. К тому же, фортуна – редкая негодяйка и, вполне возможно, она подарит тебе, в качестве благодарности за услугу, шанс…

Ромул поднял взгляд. На него смотрели чёрные, как будто лишённые зрачков, глаза. Сбитые костяшки длинных тонких пальцев выдавали борца, а странно тонкокостное и гибкое тело – породу.

– Петроний, а сам-то ты, кто? – решился спросить он.

Гость почесал кончик носа, хмыкнул и вдруг выдал:

– Ну, как бы это получше объяснить... вероятно, я часть той силы, что вечно хочет зла, но совершает благо.

Раздалось оглушительное: «А-а-а-апчхи...», и хихикнувший после этого жизнерадостный спаситель человечества закончил:

– Отлично я высказался, хоть прям в свитки к Катуллу запихнуть – и никто не отличит...

Ромул вздрогнул. Выдать плагиат за подлинник Гая Валерия Катулла, величайшего и самого любимого его поэта, показалось святотатством, но фраза и в самом деле была хороша...

– Ты пришёл поговорить об искусстве?

Спокойный тон вошедшего иудея не мог ввести говорящих в заблуждение.

Петроний громко расхохотался, а потом, хлопнув по плечу Иосифа, (словно старого приятеля), провозгласил:

– Будет интересно. Надеюсь, никто не пожалеет о подобном зигзаге судьбы, подарившей вам меня, в качестве компаньона.

***

Они вышли ближе к вечеру. Ромул оглянулся и посмотрел на свой дом. Малый дворец императора, служивший ему приютом все десять месяцев никчёмного сидения в кресле. Что он сделал? Ничего. Ну, пожалуй, кроме чеканных золотых монет, которые, в малом количестве, вошли в обиход. Да и то, его профиль на них – лишь заслуга отца.

Здание быстро исчезло за поворотом в зелени дворцового сада. Вот где можно было дышать и спасаться от презрительных взглядов, исходивших даже от рабов. Год назад он вошёл сюда и был поражён буйством и изобилием природы. Высаженные произвольно кипарисы и дубы, пинии и мирты спорили своей красотой с апельсиновыми и лимонными рощицами, белеющими во множестве мраморными статуями, отражавшими свое совершенство в синей воде прудов.

Сейчас водяная пыль фонтанов повисла серым маревом, смешавшись с мелким едким дождём, который день оплакивающим останки государства.

Несмотря ни на что, двигались быстро. Близкий вечер давал пока достаточно света, и приходилось торопиться, потому что испуганный город совсем не освещался, а редкие фонари, в руках городских рабов, не давали света в скользкой темноте холодных улиц. Лишь один раз им встретились чьи-то носилки.

– Дорогу благородному трибуну Марку Карелию, – услышали беглецы.

Петроний так стремительно шарахнулся в сторону, что хрипло прокричавшим лампадариям пришлось потратить силу своих лёгких на разгон пустоты.

Пройдя по улице Эсквиллина, они обогнули Капитолий и, сделав зигзаг, миновали два квартала за Тибром. Наконец, перейдя через мост Фабриция, странная троица оказалась на острове. К этому моменту было уже совсем темно.

Ромул начал отставать. Тощее тело сотрясалось от громкого каркающего кашля. Петроний вздохнул и, бросив свой груз, взял мальчишку на руки. Иосиф, кряхтя, взвалил на себя дополнительную поклажу. Над островом висела гулкая настороженная тишина. Люди вышли из-под охраны стен и оказались почти рядом со старой ареной Нерона.

– Нам направо, – сказал Иосифу ведущий.

– Там же старый некрополь. Мы не собирались прятаться на кладбище. Надо убираться отсюда. Что ты хочешь от нас, Кондуструм?! – начал было старик.

– Оглянись, – раздражённо рыкнул названный Проводником.

Там, где стоял малый императорский дворец, постепенно разгоралось зарево.

– Я не намерен возить вас по Лете, старик. Я строю только жизнь, запомни!

Бег возобновился. Они вошли в галерею глиняных саркофагов, каменных склепов и углубились к самому центру, где в тишине доживали свой век десяток забытых мавзолеев, и темнела красная кирпичная стена, отделявшая место упокоения язычников от христиан. Там Петроний нырнул в нишу. Здесь было сухо. Подземелье даже сохранило остатки летнего тепла.

– Нам сюда. Переночуем, – сообщил самозваный опекун и, опустив Ромула на пол, принялся собирать ветки, принесённые ветром со стороны старой, заросшей арены.

Глава 41.

Глава 3. Дела сложные. Дела семейные Часть 12

Несмотря на то, что история всегда пишется победителями, во все времена у непосредственных и мало связанных с политикой глупцов от науки возникает множество «неподходящих» вопросов, на которые, рано или поздно, находятся ещё более невразумительные ответы. И самый разрушительный в этом списке вопрос – КТО?

Кем был кукловод, так умело дёргавший за верёвочки Муссолини и Гитлера, Сталина и Черчилля, Рузвельта и Чан Кай Ши?

Кто он, этот удивительный монстр?

Но XX век канул в Лету… И сегодня никому из рядовых американцев и англичан совсем не интересно знать, сколько часов провели их