Под маской - Фрэнсис Скотт Фицджеральд

дверь, которую охранник открыл, чтобы выпустить его, — и услышал повторенные эхом слова: «Я — один. Наконец, наконец я — один!»

Он зашел к Извергу через несколько недель.

— Но он умер! — дружелюбно ответил ему директор.

— Да-да… Кажется, я просто запамятовал, — сказал Криншоу.

И он отправился обратно домой, и ботинки его утопали в белой и сверкающей, словно грани бриллианта, поверхности зимних равнин.

Утро Косматика

Мне приснился отвратительный сон, и как только мой нос тоже проснулся, я побежал во двор — вдруг унюхаю там что-нибудь интересное? Но ветер был слишком сильный.

В миске лежали только вчерашние сухари. Нет на свете ничего мрачнее вчерашнего сухаря в миске ветреным утром!

«Голова» уже внизу — с тех пор, как целыми днями стала где-то пропадать, она всегда встает рано. Я, шутя, на нее набросился. Вообще-то я не из тех щенят, что считают хозяина богом, пусть даже это старая негритянка, от которой пахнет всеми, кто подарил ей ее одежду, — но моя «Голова» любого за пояс заткнет!

С тех пор, как я вырос и понял, что люди не любят никакие запахи, кроме собственного, у меня с ней никогда проблем не было — не считая того раза, когда я принес ей среди ночи косточку, а она эту косточку швырнула в меня и попала мне прямо в глаз.

* * *

Я надеялся, что сегодня мы поедем за город, поплаваем в озере — но не тут-то было! Она, как всегда, залезла в свою передвижную будку и куда-то отправилась, а я мог делать все, что угодно. Да, уже не впервые мне захотелось, чтобы у меня было какое-нибудь постоянное занятие…

Мой лучший друг живет на другой стороне улицы, и по утрам его не выпускают, пока не покормят, — так что мне светила только разминка с соседским шпицем. Он выбежал, громко лая, ругаясь и угрожая, отлично зная, что я никогда его не укушу по-настоящему.

— Ах ты, неуклюжий ком шерсти! Да я могу тебя сто раз обежать, пока ты продерешь глаза — попробуй-ка меня поймать!

— Да что ты говоришь? — весело ответил я, потому что он всегда ругается, будто не шутя. Мы начали играть как обычно — обманные повороты, клинчи, захваты за лапу и за горло, перекатывания и пробежки. Было здорово, хотя потом, когда нам обоим надо было отдышаться, я подумал, что никогда не могу с ним как следует размяться — он все время уворачивается и бегает кругами. Мне нравится, когда пес идет в атаку напролом, пусть даже такая малявка, как он. Он меня однажды по неосторожности тяпнул, и тут я ему устроил!

— Только попробуй еще раз так сделать — шкуру спущу!

— Не обижайся, я же случайно!

— Тогда в другой раз следи за зубами!

* * *

Мы отдыхали, и он спросил: «Какие планы на утро?»

— А что предлагаешь? Учти, больше я с тобой за кошками гоняться не собираюсь! Некоторые псы никогда не взрослеют!

— Там не кошки.

— Тогда что? Мясо? Или сучки?

— Пошли, сам все увидишь.

— С чего это вдруг такая щедрость? Небось там большая собака, да?

Чтобы скоротать время, пока не выйдет мой друг, мы полаяли — точнее, лаял в основном шпиц. Эти малявки могут брехать сутки напролет и никогда не хрипнут. Он обежал несколько раз вокруг группы ребят, идущих в школу, и я не смог удержаться от смеха, когда один из них заехал ему ногой под ребро, а он дико взвизгнул. Я совсем немного полаял, только чтобы прочистить горло, — я не из тех, кто брешет по любому поводу.

* * *

Когда моего друга выпустили гулять на улицу, мы вместе побежали за шпицем посмотреть, что же он там нашел. Как я и думал, там не было ничего особенного — просто мусорный бак, с которого можно было носом снять крышку. Мне на минуту показалось, что там какой-то интересный запах, — но запах был вчерашний, и мы с другом задали шпицу трепку за то, что он даром потратил наше время, и побежали дальше уже одни.

Мы совсем чуть-чуть пробежались за высокой леди — просто так, потому что она несла сверток с мясом. Мы, конечно, ни на что не рассчитывали, но ведь всякое бывает! Иногда у меня появляется желание забыть про свой нос и просто бежать за кем-нибудь, притворяясь, что это хозяин или что тебя куда-нибудь ведут. Мы пробежали еще пару улиц, и я поймал новый запах.

— Пахнет романтикой, — сказал я.

— Ну и нос у тебя! — он тоже попробовал поймать запах, но у него ничего не вышло. — Старею… Что хочешь могу разглядеть, а вот запахи уже не узнаю!

— Ерунда! Это просто ветер, — ответил я, чтобы его не обижать — но у него и правда слабый нос! Что касается меня, то у меня нос отличный — а вот вижу я так себе. Через минуту он все-таки учуял запах, мы бросили ту леди и торопливо побежали обратно по улице.

* * *

Мы бежали за ним с милю — и чем дальше, тем больше оба злились.

— Что толку? — сказал мой друг. — Или я сошел с ума, или мы бежим не за одним запахом, а за целым десятком.

— Я чувствую пару десятков.

— Может, хватит уже?

— Ладно тебе, мы уже почти рядом.

Мы в этот момент оказались на холме и, наконец, смогли увидеть, что там, внизу — да, столько дворняг я видел лишь однажды, на собачьей выставке!

— Опоздали, — сказал я, и мы побежали домой.

«Головы» еще не было, зато дома появился «Борода». Он схватил свою чертову палку и опять попытался меня надуть, выставив ее вперед и что-то тараторя — я уже давно понял, что он хочет выяснить, настолько ли я глуп, чтобы через нее прыгать? Но я не стал кусаться, а просто обошел палку. Затем он попробовал еще один трюк — все его пробуют, — схватил меня за лапы и заставил балансировать на хвосте. Я так до сих пор и не понял, зачем ему это?

Потом он включил музыкальный аппарат с песней, от которой у меня в ушах гудит и хочется выть, — и я смылся от него и побежал на улицу. Мимо пробежал пес с газетой в зубах, крайне довольный собой — я как-то раз попробовал эту работенку, но позабыл, что у меня в зубах, и по привычке решил это закопать. Что было с «Бородой», когда он