Сын ведьмы - Симона Вилар

Добрыня слушал, по привычке покусывая травяной стебель, потом отбросил его и спросил:

– А мы-то сами когда к Кощею пойдем?

Малфрида откинула за спину пышные разметавшиеся волосы.

– Ишь какой скорый. Тебе что, так не терпится голову сложить?

– В любом случае я сюда не местную оленью юшку хлебать явился. И меня интересует другое: когда выполнишь то, что обещала? Когда меч-кладенец искать начнем? Ты говорила, что тут он, где-то во владениях Кощея находится.

Малфрида глубоко вздохнула. Смотрела на блестящую поверхность гладкого озера, на лес за ним, на серые, упирающиеся в тучи горы.

– Вон там, – указала она рукой, – живет воинство Кощеево. Даа пояснил, что там по приказу подземного колдуна встают из-под земли мертвые, какие защищают подступы к нему. Их называют равки. Чтобы они не таскали людей из стойбища, местный люд время от времени отдает им своих оленей. Так надо, иначе равки утащат детей. Я тут поколдовала немного, поглядела… И вызнала, что равки эти страшные, опасные, но тупые, как и всякие ожившие мертвецы. Однако за ними еще есть охраняющий проходы в царство Кощеево людоед тале. Вот он опасен. Есть в пещерах и невысокие, но очень сильные подземные мастера чакли. Они любимцы Йына-Кощея, но на свет выходят редко. Даа почему-то уверяет, что опасаться их не стоит. Но и мешать им нельзя. Интересно, кто будет им мешать? И в чем?

– Ого, сколько ты уже разузнала! – восхитился Добрыня.

– Конечно, – кивнула Малфрида. – Не оленью же юшку хлебать сюда прибыла. Однако признаюсь, что даже расспросы и чары не помогли мне многого разузнать. Так, мне неведомо, кто такие лембо. Местные их боятся, потому что они из тех, кто особо приближен к Кощею. К тому же они обладают своим собственным разумом и сообщают Бессмертному обо всем, что происходит. Его глаза и уши, так сказать. Однако неясно, зачем могучему колдуну какие-то помощники? Как и неясно, что они, собственно, собой представляют. Даа уверяет, что они хитрые, коварные и себе на уме. Говорит, что лембо вроде как и не живые, но при этом еще не порвавшие с прошлой жизнью. Но Даа вообще многого не понимает, его выучили на шамана, он творит заклинания, поет их, при этом не знает, к чему это. И вообще, ему больше нравится пасти оленей, охотиться на зверя или вырезать по кости, однако его все время заставляют колдовать.

Добрыня слушал, наматывал на ус, но в глубине души был растерян. У Кощея вон, оказывается, сколько воинства, к тому же он и сам не лыком шит. И чтобы противостоять такому, надо добыть обещанные ведьмой доспехи, получить волшебный меч-кладенец.

Малфрида, словно угадав его мысли, сказала:

– Дай мне время. Я должна поворожить, почувствовать и найти. Пусть только местные ко мне не лезут.

– Да ты сама все время с ними!

Произнес это и умолк. Что это он наседает на нее? Уже пора научиться верить ей, почитать… как и положено почитать родимую мать. Поздно они познакомились и сблизились. И в его душе еще не прошло недоверие к ней.

Какой-то миг они смотрели друг на друга – оба худощавые, стройные, темноглазые, ликом скорее смуглые, чем по-славянски румяные. Добрыня выглядел старше матери, но все же было видно – они одной породы.

Об этом думал и Сава, наблюдавший за ними, пока они совсем не удалились. Ему было не очень уютно оставаться среди людей в становище, он чувствовал на себе их взгляды, недобрые и подозрительные, замечал, как они переговариваются, собираясь группами. Ах, знал бы он их речь, поговорил бы, рассказал о Создателе, о его заветах, полных не запугивания, а добра и понимания. Но люди этого серого, лишенного ночей мира разве поймут? И, вздохнув, священник пошел прочь.

Обычно его не удерживали, если он просто ходил по окрестностям. Как будто понимали, что деваться ему некуда. И верно, куда идти, если прилетел сюда на чудище шестикрылом! Здесь нет солнца, чтобы определить направление, нет дня и ночи, чтобы по солнцу и звездам узнать, где ты находишься, где родимая сторона. Да и есть ли отсюда выход в привычный мир? Там, откуда он прибыл, лето в разгаре, кукушки кукуют, цветы распускаются, а тут… Такой холод и ветер! Темные облака идут непрерывно над горами или просто лежат на них, словно закрывая этот мир от всего остального. А когда ветер чуть сносит их, то видно, что черно-коричневые вершины гор покрыты снегом. Лето ли здесь?

Сава направился в сторону леса у подножия гор. Огромные, они казались совсем близко, но и одновременно очень далеко. И Сава понимал, что идти туда и идти еще. Да и стоило ли?

А вот местные вдруг решили, что пришлый тайа намерен пробраться к горам Умптек. И кинулись к нему наперерез, кто с копьем с заостренным клыком на конце, кто с дубиной. Сава попытался их успокоить, показывал жестами, что хотел лишь немного прогуляться. Люди-олени кивали, но пройти не давали. Держали оружие, направив на чужака, смотрели угрюмо. Сава даже озлился. Разбросать их всех, что ли? Даже руки зачесались. Но потом вспомнил, что он священник, что ему надо жить по-христиански, мирно, дружелюбно.

Вздохнув, Сава отошел в сторону, а как немного отстали, начал взбираться на высокую ель. Сверху он, может, что-нибудь да разглядит. Лезть такому крупному парню на колючую ель оказалось непросто, едва продрался сквозь множество острых засохших веток. А потом оказалось, что настырные люди-олени тоже взбираются следом. Вот неугомонные! Толпой лезут, да так, что ель уже ходуном ходит, того и гляди свалишься.

И опять душу священника Савы стала заполнять жесткая, несвойственная ему ярость. Пытался успокоить себя, шептал негромко:

– Прости их, Господи! Они не ведают, что творят.

Как будто немного отлегло. С Божьей помощью оно как-то легче. Правда, читать молитвы на раскачивающемся дереве ему еще не приходилось. И все же он начал: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа!..»

И тут что-то случилось. Рядом завыл кто-то, треск пошел среди зарослей. Со своего места Сава с удивлением видел, как содрогаются и трещат огромные стволы деревьев, валятся, словно между ними проносится некто огромный и жуткий. Он даже позабыл молиться, только смотрел, повторяя:

– Спаси и сохрани! Спаси и сохрани!

Через какое-то время стало тихо. И если бы не поваленные деревья в чаще, то и не скажешь, что был тут кто-то. Столь мощный, что и… Больше тура лесного, больше медведя огромного. Сава ощутил, что весь взмок от страха. А еще заметил, что все карабкающиеся за ним люди-олени вмиг умчались. Бежали к стойбищу, что-то выкрикивая. У Савы появилось огромное желание последовать их примеру. Он почти скатился по колючему стволу, щеку расцарапал, островерхую шапку с копытными бляхами обронил где-то. Но когда почти вприпрыжку вернулся к становищу, вроде бы все обычно было. Только люди стали сторониться его, смотрели с испугом.

Он хотел поведать о случившемся Малфриде с Добрыней, но когда увидел их, возвращающихся от реки, решил ничего не говорить. Эти двое были спокойны, даже выглядели довольными. Между ними, казалось, было полное взаимопонимание. Раньше такого не замечал, а теперь они только и ходили вдвоем или долго сидели у одного из костров, не обращая внимания на происходившее вокруг. Зато к Саве пришел Жишига.