Каждый вдох и выдох равен Моне Лизе - Светлана Дорошева

какой-то невообразимый винегрет из допотопного и новомодного, будто снимают один сплошной фешн-стори в загробном мире.

* * *

Взять ту же лису, способную превращаться в прекрасную женщину. В древнекитайской литературе «лисьему наваждению» приписывалось все, чего люди не могли объяснить. Если что-то пропало, привиделось, было слишком высоким, красивым или необычайным, это списывали на лису. Заболел ли кто поносом или помутился рассудком – бесовские проделки лисы, не иначе. Это странно, но так.

Как правило, лисы принимали облик прекрасных дев, чтобы совращать студентов и прочих приличных и образованных людей. Про таких говорили «попал под лисье наваждение, зачах и умер», потому что известно: когда лиса «сплетается» с человеком, она постепенно лишает его жизни.

Логики в этом никакой, так как лисы обладали золотой пилюлей бессмертия, могли управлять стихиями, перевоплощаться сами и преображать пространство вокруг себя… Зачем такому великолепному нетленному существу сдался какой-то подгулявший студент – уму непостижимо. Видимо, лисы прибегали к вампиризму исключительно потехи ради.

К человеку, которого лиса сводила наваждениями в могилу, приглашали знахарей – чертить на дверях талисманные узоры и заговоры от лисиц. А пойманную лису запирали в кувшин или снимали с нее шкуру, чтобы оборотень не мог вернуться в тело. При наихудшем раскладе боги отнимали у провинившейся лисицы пилюлю бессмертия и изощренно ее наказывали: она перерождалась в простую земную женщину и проживала обычную жизнь, прекрасно при этом помня, кем была до того, как небожители сослали ее в «плацентарные мистерии».

Во многих рассказах лисы ведут себя вполне прилично: всего-то создают вокруг себя фантомную реальность без особого вреда для окружающих, кроме разве что померещившейся жизни. Человек, ничего не подозревая, может дожить до старости в наваждении, созданном для него лисицей. Скажем, он женится, растит пятерых сыновей и двух дочерей, обустраивает дом, получает важную государственную должность, выращивает персиковые деревья на могиле у родителей, торгует шелковыми вышивками, выдает дочерей замуж, отправляет сыновей в город… А однажды на закате его лет жена просто говорит «мне пора» и исчезает. И старый человек идет за ней. Оборачивается в последний раз взглянуть на свой роскошный дом, в котором прожил такую пеструю, исполненную забот и радостей жизнь, а дома-то никакого и нет. Только четыре иглы, воткнутые в перстень, на них – коробка из-под румян, а вместо персиковых деревьев – сухой, колючий куст жожоба… Не было ничего.

И вот – наши дни. Современная лиса фотографируется в магазине загробных товаров. Светодиодные обручи и шляпы с лисьими ушами продаются на каждом углу вместе с пандами на магнитах, спайдермэнами-липучками и шарами с пленными феями.

Современные лисицы по-прежнему обладают «красотой, опрокидывающей царства»: большеглазые, с бровями, подобными бабочке шелкопряда, кожей белее и прекраснее нефрита с горы Цзиньшань и голосом, будто коралловая шпилька раскололась о яшмовое блюдо.

Древняя магия покинула их, но они пользуются современной – фотографируют все, что с ними происходит. Вот она пьет синий дымящийся компот, вот ест шашлык из клубники в карамели, а вот она у витрины со швейцарскими часами, с роботом на входе в магазин, со статуей быка, в клумбе, на набережной, в зеркальной парикмахерской, с человеком в костюме кролика, на скамейке с пирожным, у философского камня, в обнимку с загробным императором или собачкой…

Бесчисленные снимки в режиме реального времени дублируют проделки лисы в параллельной реальности соцсетей, чтобы она не исчезла, как оборотень, у которого нет настоящего тела. Если она перестанет множить свои изображения, то прекратит верить в собственную реальность. Однако, если повезет, виртуальный мир заметит ее и пленит.

Все перевернулось. В современном Китае лисиц уже не держат заточенными в кувшинах с узкими горлами. Их пленяют LCD-экранами небоскребов и запирают на неоновых олимпах. Лишенные тела, они обречены тратить вечность, дарованную пилюлей бессмертия, подводя губы, рекламируя кремы, замедляющие старение, или вечно купаясь в золотом бассейне под опадающими лепестками небесных вишен, как та сверкающая девушка Гуччи, мимо которой я хожу каждый вечер.

* * *

– К нам присоединится моя девушка, – объявил Раскольников, нажимая отбой в телефоне за ужином во Французском квартале, куда мы переместились из загробного магазина.

Оу.

Она появилась во дворике ресторана минут десять спустя: лиса столь ослепительной красоты, что ее земную природу выдавала лишь легкая испарина на лбу и чуть учащенное дыхание, будто она бежала, а не летела по воздуху, как положено сверхъестественной женщине.

Как только Раскольников представил нас друг другу, она сразу же, без прелюдий спросила:

– Ты замужем?

– Да.

– Дети есть?

– Трое мальчиков.

– Надолго в Шанхае?

– Уезжаю в конце месяца.

– Сколько лет твоим детя…

– Да, да-а, да-а-а-а – у нее е-е-есть муж, дети, поставь ей уже визу в паспорт! – закатил глаза Раскольников.

Лиса одарила его улыбкой опытного змеелова – мол, шути, шути, ты не знаешь повадок и психологии змей так, как я. Меня она окинула ищущим взглядом пограничника – последним, который уже после «цель приезда? сроки пребывания? ваши документы…», но деваться было некуда: у меня был железобетонный пропуск замужней матери троих, так что паспортный контроль я прошла.

Остаток вечера прошел легко и приятно. Мы говорили о моих прекрасных детях и ели торт.

* * *

Я вернулась в резиденцию после ужина с Раскольниковым и постучалась к Поэтессе. Она приоткрыла дверь и высунула голову.

– У меня для тебя потрясающая история про призрачных невест! Ты же знаешь эту традицию?!

Торчащая из дверного проема голова Поэтессы озадаченно нахмурилась, выслушала тему моего доклада и перебила:

– Там есть самоубийцы?

– М-м-м-м, нет. Только жертвы несчастного случая, мертвые невесты, томящиеся по любви призраки, ну и кладбищенский похититель тел, он же – маньяк-убийца, казненный на электрическом стуле.

– Там есть тигры?

– Н-нет. Тигров нет…

– Не моя тема, – отрезала Поэтесса.

– Ясно.

Последовательный человек.

– Ну ладно, я…

– Это доставка?! – перебил мои прощания знакомый мужской голос из студии Поэтессы. – Ну наконец-то, я умираю с голоду!

– Нет, это не…

Поэтесса обернулась на голос, но было поздно. Стив в одних трусах уже распахивал дверь, одновременно натягивая футболку.

– О, привет! – голова Стива вынырнула из футболки и озарила коридорную мглу лучезарной улыбкой, словно солнце. – Че-как? Где пропадаешь? Да заходи! Есть хочешь? Мы заказали лапшу с курицей и свиными горлами. Я думал, она и приехала…

Стив тараторил, уволакивая меня под локоть внутрь студии. Поэтесса в одном полотенчике одеревенело прошагала за перегородку, в жилую часть студии. Я неловко топталась поближе к двери, сопротивляясь приглашениям Стива «располагаться поудобнее». Внезапный шум воды из туалета высадил меня на Марсе. Тут еще кто-то? Я уставилась на дверь. Она открылась