Амурский плацдарм Ерофея Хабарова - Михаил Старчиков

Утром двадцать пять казаков на двух стругах отправились на Сунгари, чтобы разузнать про замыслы неприятеля. Одним из кораблей командовал Иванов, на другом старшим был сын Нерчинского воеводы. С ним поехали Лавкай и неугомонный Давгур.

Клим отправился в поход неохотно, потому как раз перед самым отплытием у него ужасно разболелся зуб.

– Всё он напутал, твой даур! – презрительно сплёвывал сотник в воду. – Опился кумыса перед охотой или сушёными грибами обкурился! С чего бы это вдруг маньчжуры на Сунгари попёрлись! Сроду их там никогда не бывало!

Не желая прослыть трусом, Иванов решил выполнить наказ атамана, но вернуться домой как можно скорее.

– Быстренько посмотрим – и айда обратно! А я к шаману лесному пойду, что травами зубную боль заговаривает! Или пусть выдерет энтот клык, а то вторую ночь спать толком не могу!

В отличие от товарища Толбузин всю дорогу насторожённо вглядывался в берега, как будто ожидал чего-то недоброго. Однако в пути он не заметил ничего подозрительного…

– Ну и где они, твои корабли? – с насмешкой спросил Иванов, когда даур вывел их к тем самым плавням. – Испарились они, что ли?

Лавкай с недоумением пожал плечами, указывая рукой на чистую воду за ровными рядами камышей.

– Вон там я большие лодки видел! А куда они потом ушли – об этом сказать не могу!

Оба корабля причалили к берегу, и запасливые казаки стали сноровисто готовить на обед ароматное варево из пойманной тут же рыбёшки. Улучив минутку, Иванов отвёл в сторону для тайного разговора сына воеводы.

– Мои люди говорят, что где-то неподалёку шаман уважаемый живёт! Если хочешь, ищи свои лодки вместе с дауром и его дикой собакой! А я зуб лечить поеду! Ноет он, просто сил моих нет! Заодно возьму на себя дальние протоки, а ты посмотришь ближние! Через день встретимся здесь же и в обратный путь пойдём!

Когда Толбузин вернулся на свой струг, Лавкай ожидал его на борту с виноватым видом.

– Ты думаешь, я всё придумал? Маньчжурские бусы действительно стояли здесь! Однако на Сунгари множество островов и заводей, мы за неделю не сможем их все осмотреть!

Молча кивнув головой, Алёшка пошёл к разожжённому на берегу костру за порцией ухи. Про себя он решил дождаться возвращения Иванова, и вместе с ним направиться к острогу.

Однако прошли сутки, за ними – вторые, а корабль сотника так и не появился в условленном месте. Это встревожило сына воеводы, но он не мог медлить.

– Завтра отплываем! – объявил он казакам своё решение. – Прибудет Клим со своими людишками – с ним отправимся, если нет – ждать боле не будем!

Этой ночью Толбузину приснился страшный сон. В нём он увидел струг, объятый языками бушующего пламени. Вокруг лежали порубанные и пострелянные казаки, глядя вверх ничего не видящими глазами.

Проснулся он от страшного воя Давгура, задравшего огромную морду к лунному серпу.

– Беду он чует! – сказал примостившийся тут же Лавкай. – Должно быть, случилось чего с сотником! Эх, говорил я ему, что места здесь дикие и опасные!

Как будто в подтверждение его слов, с неба вдруг скатилась звезда, прочертив огненную траекторию по чёрному полотну постепенно отступающей ночи.

Увидел падающую звезду и Серафим Негожий, что уже несколько дней скитался по бескрайней тайге. Быстро заблудившись, он не сумел выйти к реке, оставив вместе с этим всякую надежду на спасение.

«За грехи мои тяжкие послал Господь новое испытание! – думал бывший минцмейстер долгими ночами, в страхе просыпаясь от волчьего воя. – И поделом мне, из корысти позарившемуся на битьё монет воровских!»

Он уже давно не спал по-настоящему, спокойно и радостно, как бывало прежде. Вот и сегодня Серафим увидел во сне подвал Приказа тайных дел, а в нём – улыбающееся лицо подьячего Митрошки Короба.

– Ну чаво, доигрался, милок? – спрашивал тот, шевеля густыми усами. – А ну-ка, на дыбу его, братцы, сейчас он нам всё про себя поведает! Покажем денежному вору, почём фунт лиха!

Потом бешено сопротивлявшегося Негожего палачи поволокли на Лобное место, где вершились казни государственных преступников. Как будто со стороны он увидел, как дюжий детина ломает ему кости рук и ног, а потом, размахнувшись топором со сверкающим на солнце лезвием, отсекает кисть правой руки.

– А кисть ту прибить на ворота дома его! – объявил глашатай собравшейся огромной толпе. – Чтоб другим неповадно было денежными ворами становиться!

Как раз в этот момент Серафим открыл глаза, и, не понимая со сна, где находится, вскочил на ноги. Налетев на ствол росшей рядом сосны, он ударился об него лбом, после чего упал на спину и затих.

Увидев падающую звезду, Негожий перекрестился и тихонько заплакал, сетуя о своей ни за грош загубленной жизни. Успокоившись от жалости к себе, ссыльный неожиданно снова задремал и проснулся лишь поутру, когда уже встало солнце.

Наскоро перекусив собранными накануне ягодами, он запил свой нехитрый завтрак чистейшей водой из журчавшего неподалёку лесного ручейка. Пытаясь снова выбраться к реке, Серафим неожиданно забрёл в непроходимую топь. Ещё несколько шагов – и он стал бы очередной добычей страшного болота…

Бывшего минцмейстера спасло то, что он вовремя увидел что-то, резанувшее взгляд ужасной белизной. Потерев на всякий случай глаза, он понял, что не обманулся в догадке.

Прямо у Серафимовых ног лежал человеческий остов, вернее, его верхняя часть с оголившимся от времени черепом. По всей видимости, бедолага попал в зыбкое место и некоторое время тщетно пытался спасти свою жизнь.

Однако трясина оказалась сильней человеческих усилий, и потому он умер, погребённый по пояс в её грязной плоти. Руки скелета мёртвой хваткой вцепились в полусгнивший корень дерева, рядом лежали покрывшиеся пятнами ржи сабля без ножен и стальной шелом.

«Видать, наш, православный! – подумал ссыльный, осеняя себя крестным знамением. – Царствие небесное, коли так! Страшную смерть он принял, не приведи господи!»

Взяв в руки саблю, Негожий сразу почувствовал себя как-то уверенней, и ползком, опасаясь каждой лужи, выбрался назад из опасного места. Найдя подходящий камень, он наточил до прежней остроты лезвие оружия, которое приятно отягощало руку.

Не желая более искушать судьбу, беглец решил направиться дальше совершенно в другую сторону. В тот момент он даже не заметил крошечного комара, который прокусил ему кожу шеи пониже уха, впрыскивая в рану яд лихорадки.

Стараясь ступать бесшумно, Серафим через некоторое время вдруг услышал где-то в стороне заунывный мотив. Сжав в руке найденный клинок, он осторожно стал пробираться на звук между густых ветвей разлапистых елей.

Ещё несколько шагов – и впереди разверзла чёрную пасть охотничья яма, прикрытая обрушившимся вниз дёрном.