Любовь красного цвета - Салли Боумен

Но она не слушала его. Слезы уже не текли из ее глаз, а лицо снова превратилось в безжизненную маску. Мария наклонила голову и смерила Лазара долгим взглядом, в котором на мгновение мелькнула подозрительность. Наклонившись, Мария стала перебирать свои бумаги, ручки и карандаши.

– Уходи, – сказала она вялым, бесцветным голосом. – Я не люблю, когда ты кричишь на меня. Ты лжешь, ты вечно меня обманываешь. Я не хочу тебя слушать. Уходи.

В ярости на нее и на самого себя он оставил ее, а когда вернулся часом позже, Мария крепко спала и новая горничная собирала свои вещи. С виноватым видом она сообщила Лазару, что мадемуазель Казарес звонила по телефону и вызвала к себе Матильду. На этот раз это известие Лазара не взволновало. Черт с ней, пусть эта злобная баба возвращается, подумал он равнодушно и наклонился к разбросанным по столу рисункам.

Лазар отметил, что в его отсутствие Мария рисовала вовсе не одежду. Многочисленные листы были испещрены странными иероглифами. Между ними то и дело встречались мелкие тщательно проработанные рисунки: распятие, колыбель и – могилы. Ряд за рядом.

Чуть дольше, чем на других рисунках, Лазар задержал взгляд на одном, где была изображена большая могила, а на надгробном камне было печатными буквами выведено имя их сына – Кристоф – и возраст, в котором он умер, – три месяца. Может быть, она все-таки осознала то, что он говорил ей, подумал Лазар, пытаясь справиться с волнением, которое охватило, когда он увидел имя их мальчика.

Одна деталь, впрочем, озадачила его, и он долго пытался понять скрытый смысл, содержавшийся в ней. Справа от могилы Кристофа Мария нарисовала солнце, слева – полумесяц. А прямо над могилой, словно некий библейский символ, красовалась большая многоконечная звезда, и если все остальные рисунки были черно-белыми, то эту звезду, будто желая привлечь к ней внимание и вложить в нее какой-то особый смысл, Мария закрасила золотистым – звезда сияла золотом.

Вечером того же воскресенья Линдсей и Роуленд подъезжали к Ноттингхиллгейт. Нервы Линдсей были на пределе. Она выбрасывала правый поворот, тут же поворачивая налево, а один раз лишь каким-то чудом избежала столкновения с фонарным столбом. В следующую секунду она бросила быстрый взгляд на Роуленда. Тот продолжал невозмутимо сидеть, вытянув длинные ноги, насколько позволяло пространство ее маленького автомобильчика.

Подъехав к дому, Линдсей что было мочи ударила по тормозам, и машина, обиженно взвизгнув шинами, остановилась. После этого Линдсей внимательным взглядом окинула фасад. Жильцов, которые жили на нижних этажах, по-видимому, не было дома, но окна ее собственной квартиры светились. Том, наверное, дома, а уж Луиза – наверняка, огорченно подумала Линдсей.

– Я на минутку. Только сбегаю за своей статьей и снимком, – сказала она. – Мне трудно объяснить это на словах, но когда ты увидишь фотографию, то поймешь. Сейчас я принесу ее, а потом отвезу тебя домой. Значит, где ты живешь?

– В Спайталфилдс, – напомнил Роуленд. – Это в Ист-энде, довольно далеко отсюда, так что я вполне мог бы добраться домой на метро. К тому же ты не можешь оставить здесь машину – ты же перегородила дорогу.

– Ну и черт с ней, – бросила Линдсей, которая слушала собеседника лишь вполуха и слабо представляла себе, где именно находится Ист-энд.

– Это займет у нас пятнадцать минут… Я уже сказала: то, что я собираюсь тебе показать, просто потрясающе. Потерпи еще немного, я тебе все объясню.

– Кажется, мы с тобой завтра собирались поужинать. Может, тогда и расскажешь все?

– Нет, сегодня. Дело не терпит отлагательств. К тому же завтра с ужином ничего не получится – мне нужно собраться перед отлетом в Париж и вообще… Слушай, Роуленд, подожди меня в машине ровно три минуты. Если кому-нибудь срочно понадобится проехать, ты ее передвинешь.

Она выскочила из «Фольксвагена» прежде, чем Роуленд успел ей ответить, вбежала в дом и понеслась вверх по лестнице. На полпути Линдсей остановилась и задумалась: наверное, оставив его в машине и не пригласив в дом, она поступила по-свински. А впрочем, все правильно. Пусть лучше он считает, что она невоспитанная взбалмошная бабенка. По дороге у нее было достаточно времени подумать, и Линдсей твердо решила: во-первых, она любой ценой должна увидеть дом Роуленда Макгуайра, и во-вторых, он ни в коем случае не должен встретиться с Луизой.

Женщина распахнула дверь своей квартиры, и прямо с порога в нос ей ударил запах жареного лука и гамбургеров.

Она увидела стоящего у кухонной плиты Тома, гору немытой посуды в раковине и Луизу, которая сидела на диване, поджав под себя ноги. На ней был убийственный наряд, а в руке она держала бокал вина.

– Привет, ма! – сказал Том.

– Где он? – спросила Луиза.

– Снаружи, ждет меня в машине, – ответила Линдсей, обнимая Тома. – Я же сказала тебе, мама, когда звонила по телефону, что мне нужно кое-что взять, чтобы показать ему, а потом я быстренько отвезу его домой.

– Милая, как это невежливо! Как ты могла так поступить! – Луиза, когда хотела, могла быть очень проворной. Вот и сейчас она уже стояла у окна и открывала шпингалет. – Бедняжка, он даже припарковал за тебя машину! Боже всемогущий, да он просто красавчик! Почему ты мне раньше не сказала об этом? А сейчас стоит внизу один-одинешенек и дрожит от холода.

– Луиза, прекрати!

– Э-э-эй! – Луиза высунулась из окна и размахивала своим бокалом. – Эй, Роуленд, – призывно, словно сирена, пропела она, – Линдсей никак не может найти эти свои бумажки. Поднимайтесь сюда, выпьем по бокалу вина.

– Господи, за что мне это все?! – задыхаясь от обиды, пробормотала Линдсей. Луиза закрыла окно и обернулась.

– Что ты сказала, дорогая?

– Не обращай внимания, – ответила Линдсей. – Я молилась о том, чтобы моя жизнь когда-нибудь изменилась.

– Молитвы, услышанные Господом, – самые опасные, так, кажется, говорил Трумэн Капоте.[16]А может, не Капоте? Уж как-то больно по-католически звучит. Даже по-иезуитски, я бы сказала. Может, это Грэм Грин?

Она уже протянула руку к панели домофона, чтобы открыть нижнюю входную дверь. Линдсей бросила последний отчаянный взгляд на свою красавицу мать – эту совершенно невыносимую женщину – и кинулась к себе в кабинет. Теперь она молила Бога только об одном: лишь бы поскорее найти нужную статью и фото. Линдсей принялась выдвигать ящики и рыться в папках. Она точно помнила, что эта статья – одна из первых написанных ею, когда она начинала в качестве внештатного корреспондента, – была напечатана в английском издании «Вог», но вот когда: в 1978-м или 1979-м? В какую папку она положила ее – в ту, которая помечена надписью «Вог», или – «Внештатные»?

– Дорогая, что там у тебя за шум? Можешь не торопиться, мы уже перезнакомились. Господи, как же здесь воняет луком! Том, открой окно на кухне. Вы умеете готовить, Роуленд? Нет? И правильно. Я считаю, что это – дело женщины. А Линдсей со мной не согласна. Вечно носится со своими идеями о равноправии. Вот и приходится бедняжке Тому заниматься готовкой. Правда, у него прекрасно получается. Садитесь сюда, Роуленд, поближе ко мне. А журналы скиньте на пол, да и дело с концом. Надеюсь, вам нравится «Шардонне»? Австралийское, конечно, не Бог весть что, но зато страшно дешевое. А теперь расскажите, давно ли вы знакомы с Линдсей?