Любовь красного цвета - Салли Боумен

– Сильви? – спросила она.

– Вроде она носит именно такие, – ответил мужчина. – Просовывать их в прорезь для газет – тоже в ее духе.

– Черт побери! – выдохнула Линдсей, и они оба расхохотались.

* * *

Они не переставали смеяться, пока поднимались по лестнице и шли длинным коридором к гостиной на втором этаже. Ослабев от смеха, Линдсей рухнула на единственный имевшийся в комнате стул.

– О Боже! – вымолвила она наконец. – Она – просто чудо, Роуленд. Тебе повезло!

– Да нет, ничего особенного, – ответил он, переставая смеяться. Лицо его посерьезнело.

– И часто с тобой такое случается?

– С теми или иными вариациями – да, довольно часто. Два-три раза в год. Уж не знаю, почему так бывает.

Линдсей произвела в уме быстрый подсчет: Макс говорил, что ни одной женщине не удается продержаться рядом с Роулендом больше трех месяцев. «Три месяца – рекорд, – сказал он. – Для большинства предел – месяц». «Интересно, – подумала Линдсей, – сколько держалась Сильви: три месяца или всего один? Впрочем, – тут же одернула она себя, – это не мое дело».

Только сейчас она заметила, что Роуленд проявлял все признаки суетливости. При том олимпийском спокойствии, которое он демонстрировал еще несколько минут назад, сейчас он выглядел возбужденным. Закрыл деревянные ставни на высоких окнах, зажег светильники. Линдсей рассматривала комнату, в которой они находились, и подмечала некоторые ее странности. Гостиная была идеальных пропорций, стены ее были обиты деревянными панелями. В углу – камин, которым, судя по всему, часто пользовались. Однако при этом обстановка гостиной была более аскетичной, нежели в монашеской келье. Помимо единственного стула, на котором сейчас сидела Линдсей, в комнате стоял только заваленный книгами стол и книжные полки на дальней стене. В довершение всего в гостиной не было батарей и стоял арктический холод.

– Здесь – холодновато? – неуверенным тоном спросил Роуленд. – Или мне это кажется?

– Как на Северном полюсе. У меня уже зуб на зуб не попадает.

– Камин! Сейчас я разожгу камин, и станет теплее.

Он принялся складывать в топке щепки, бумагу и поленья, а затем сделал то, что никогда не удавалось Линдсей – развел огонь с первой же спички. Затем Роуленд выпрямился и сделал шаг назад.

– Я думаю, тебе не помешает глоток спиртного, – сказал он. – У меня осталось чуть-чуть виски… Хотя, с другой стороны, ты – за рулем. Тебе еще предстоит возвращаться в Западный Лондон, и…

– Не беспокойся, Роуленд, – сжалившись, сказала Линдсей. – Я не собираюсь задерживаться у тебя надолго, обещаю. Расслабься. Мы же здесь ради работы. Я покажу тебе статью и тут же отправлюсь восвояси. А немного виски действительно не повредит.

– Прекрасно, прекрасно. – Роуленд все еще выглядел взбудораженным. – Хорошо. В таком случае сейчас принесу виски. Оно у меня на кухне.

Он быстро вышел. Линдсей слышала, как удалялся звук его шагов, она встала и принялась расхаживать по гостиной. Только сейчас она заметила то, что укрылось от ее взгляда с самого начала: вся стена позади стула, на котором она сидела, была увешана фотографиями гор. От черно-белых снимков горных вершин, которых Линдсей панически боялась и не любила, рябило в глазах. Она наклонилась, чтобы рассмотреть их получше, и заметила, что каждый снимок был аккуратно подписан четким и красивым почерком Роуленда. Тут было указано название каждого пика, стояла дата и значились кое-какие другие данные. Смысл некоторых пометок был ей недоступен. Очевидно, это был какой-то альпинистский жаргон, с которым Линдсей никогда не приходилось сталкиваться. Другие пометки относились, очевидно, к маршрутам и условиям восхождения на эти вершины. Макс упоминал о том, что Роуленд увлекается альпинизмом, но душа Линдсей противилась мысли о том, что он мог лазать по этим неприступным, на ее взгляд, горам.

Через несколько минут хозяин дома вернулся с бутылкой шотландского виски, низкими стаканами, кувшином воды и блюдцем с солеными орешками. Увидев Линдсей, рассматривавшую фотографии, он потеплел.

– Вершина Сгурр, – указал он на один из снимков, где был запечатлен горный пик, покрытый снегом. – Это – на Скае.[19]Я поднялся на этот хребет в прошлом месяце. Погода была просто на диво: целых два дня – ясно. Там я провел на привале Рождественскую ночь. – Он ткнул пальцем в снежную шапку на вершине. Линдсей это место показалось самым негостеприимным во всем мире. – Конечно, пришлось привязаться – на тот случай, если изменится погода.

– Рождественскую ночь? – слабым голосом переспросила Линдсей. – Один?

– Да. Возможно, с моей стороны это было не очень осмотрительно – отправляться на Скай одному, да еще зимой. Вообще-то обычно я совершаю восхождения с друзьями, но в Рождество… Сама понимаешь. Большинство людей предпочитает проводить этот праздник в кругу семьи. Кроме того, мне все же больше нравится лазать по горам в одиночестве.

Линдсей ничего не ответила. Она ощущала, как набирают обороты ее эмоции, пыталась привести в действие тормоза здравого смысла, но – тщетно.

Роуленд протянул ей стакан с виски и пододвинул блюдце с солеными орешками. Он, заметила Линдсей, был горд тем, что нашел в своей холостяцкой квартире это нехитрое угощение, и предложил его с трогательной заботливостью. Она смотрела на орешки – их было ровно десять штук – и чувствовала, что вот-вот разревется.

Впоследствии Линдсей утверждала, что именно в эту секунду серьезно и безнадежно влюбилась в Роуленда Макгуайра, но так никогда и не поняла, что стало толчком для этого эмоционального взрыва: мысль о Роуленде, одиноко сидящем на заснеженной горной вершине в рождественскую ночь, или те, черт бы их побрал, десять сиротливых орешков в блюдечке.

* * *

Роуленд притащил два кресла, придвинул их к столу и скинул со стола книги прямо на пол. Линдсей положила на стол зеленую папку Роуленда и принесенную из дома статью. Они уселись рядышком, и Линдсей сделала первый глоток из своего стакана, за ним последовал второй и третий. Близость Роуленда будоражила ее.

– Итак, – торопливо начала она, – я, как и обещала, помогу тебе, Роуленд, хотя ты не только не искупил свою вину, но даже не извинился.

– Я забыл. Обещаю, что непременно сделаю это чуть позже.

– В таком случае постарайся сосредоточиться. Ты вступаешь в мир, о котором не имеешь ни малейшего понятия.

– Я весь внимание, – с подозрительной покорностью кивнул Роуленд. – Ловлю каждое твое слою.

– Вот и прекрасно. Помнишь, мы с тобой говорили о многочисленных тайнах, окружающих Лазара и Марию Казарес? Откуда они появились, как он заработал свои первые крупные деньги, являлись ли они любовниками, какими отношениями связаны сейчас и тому подобное. Какая из этих загадок представляется тебе наиболее важной?