Кисельные берега - Анна Осьмак

хмыкнула девушка. – Спальчик… Спальчик ваш давно королю реверансы отвешивает и кубышку свою у южного угла королевских конюшен прикапывает. У него ныне дела поважнее, чем по лесам с рыданиями блукать…

- А если это… - Ганс не договорил, но вдруг страстно возжелал, чтобы плач этот принадлежал… Агнес.

Как было бы здорово, если бы она сбежала из того жуткого дома, от своего страшного отца, а теперь сбилась с пути и плачет, одинокая и растерянная, от неизвестности и отчаяния. А тут вдруг – Ганс! Явится перед ней, словно сказочный спаситель, протянет руку и поведёт за собой…

Потом, конечно, он на ней непременно женится.

- Эй! – он вздрогнул и отшатнулся от щёлкнувших у него перед лицом пальцев коровницы. – О чём замечтался?

Мальчик вскочил на ноги и, осторожно раздвинув густое переплетение ветвей, шмыгнул в прогал:

- Я посмотрю!

Кира тоже подскочила и плюнула в сердцах себе под ноги – ну вот куда попёрся?! Плюхнулась решительно обратно на траву – а пускай! Пускай валит на все четыре стороны, ищет себе неприятностей на пятую точку!.. Задолбалась она уже с этими пацанами вожкаться – нанянчилась на всю оставшуюся жизнь… Слава богу, у неё детей нет и – самое главное – не будет! Она такое решение давно приняла. В контексте времени, как говорится. (Кира всегда старалась быть в контексте. И в тренде. А как иначе? Она ж не лохушка отсталая какая…) Дети – это обременение для свободной и весёлой жизни. А она и так у нас, увы, одна-единственная… К чему её отягощать лишними хлопотами, заботами и, как она успела теперь убедиться, жуткой нервотрёпкой и переживаниями?..

Снова вскочив на ноги и раздвинув ветви, убеждённая чайлдфри, беспокойно оглядела окрестности… Пусть идёт… пусть полюбопытствует… Если станет от того любопытства ещё на одного захребетника в стаде меньше – ей же легче!.. Да где же он?

Пропажа обнаружилась присевшей за кучей бурелома. Осторожно вытянув шею, Ганс пытался что-то рассмотреть поверх…

- Ну? – Кира, подоткнув юбки, на карачках подползла к разведчику.

- Девчонка какая-то, - прошептал тот. – Не знаю её… Вокруг, вроде, никого…

- Дай-ка!.. – Кира тоже осторожно вытянула шею, прищурилась…

Потом решительно и резко встала. Спокойно обойдя бурелом, направилась прямиком к плаксе, восседавшей на огромной, ярко-оранжевой тыкве.

- Наши приветствия, - сказала она, уперев руки в бока, - разудалой великосветской тусовщице!.. - Девушка подняла на неё красные опухшие глаза и просияла от счастья. - Как оно там, на балах? Тыква не жмёт?

Глава 26

Под восторженное щебетание Пепелюшки, выражавшей переполнявшую сердце радость от встречи со «своей дорогой подругой», её сдёрнули с тыквенного насеста и поспешно уволокли в дремучий схрон со спящими мальчишками.

При виде столь трогательной картины она всплеснула руками и умилилась почти до слёз, выступивших на непросохших ещё ресницах.

- Какие милые дети! Кто они, Вонючечка?

Ганс хрюкнул:

- Как она тебя назвала?

- Послушай, - Кира взяла дурёху за плечи, резко повернула к себе и произнесла медленно и раздельно, уставившись в васильковые безмятежные глаза суровым взором. – Ещё раз так меня назовёшь – отрежу язык и выкину собакам. Поняла?

Ух ты! Эта фройлян круто заворачивает! – одобрительно цокнул языком подросток. – Надо запомнить, как она сказала… И зыркнула ещё так – ваще отвал башки!..

- Меня зовут Кира. Ки-ра! Эти два слога помещаются в твоём мозжечке?

Пепелюшка растерянно кивнула.

- Вот и ладушки. Рассказывай давай как ты здесь оказалась? Почему не на балу в Колбаскове, в блеске и кружевах, а чёрт знает где, - она смерила девушку скептическим взглядом, - чёрт знает в чём…

- Ах, боже мой! – воскликнула Пепелюшка столь эмоционально, будто только этого вопроса и ждала. - Это ужасная, трагическая история! Что мне пришлось пережить, ты даже…

Кира громко шикнула:

- Будь добра, не верещи на весь лес! Потише… Чего ты там пережила?

- Вначале я пережила два чудесных вечера, - живо начала девчонка, устраиваясь поудобнее на траве и расправляя штопаные юбки. – Ах, дорогая Во… Кира! Бал был волшебен! А дворец! Сверкающий золотой лепниной, хрусталём и тысячами свечей! А какие экипажи останавливались у парадной лестницы! Какие блестящие дамы и благородные кавалеры поднимались по ней! – она вздохнула, погрузившись мысленным взором в потрясшие её картины. – Когда я только приехала на тыквокарете и всё это увидела, то немного оробела даже. Но потом опустила глаза на своё платье и чудесные туфельки, подаренный добрейшей тётушкой, и осознала, что робеть-то мне нечего – наряд мой был ничуть не хуже прочих! А, может быть, даже и лучше… В общем, я решилась и…

- Ты танцевала с принцем? – перебила её Кира, почуяв, что предыстория восторгов и впечатлений может растянуться надолго.

- О! – закатила восторженные очи Пепелюшка. – Он был самым красивым и статным молодым человеком в бальной зале! Да и во всём мире, я уверена, не найдётся ему равного! – она прижала руки к сердцу и мечтательно улыбнулась. – Когда я вошла, музыка внезапно смолкла – ну, так совпало, как раз закончился минуэт. Пары стали расходиться из центра залы, оставляя его наедине с моим взглядом… Вижу принца, как сейчас: в красном бархатном берете с пером, в красном же пурпуэне с большими такими – ну, ты знаешь? – такими буфами… Он смотрел на меня, я смотрела на него – и весь мир вокруг будто замер. Боже! Это было чудесное мгновение, я никогда его не забуду!..

Кира недоверчиво хмыкнула – что за романтические сопли! «Мир остановился», «он смотрел на меня, я смотрела на него» - фу! Подобные сентиментальные сентенции способны всерьёз выдавать только люди истерично-восторженно-невропатического склада – не иначе! Ну, как эта дурочка Пепелюшка…

- … Он медленно подошёл ко мне и молча протянул руку. Тут же зазвучала, поплыла, закружила нас волшебная музыка. И он был всё время танца так близко, Кира! Он касался моей руки!.. Но и когда танец кончился и принц любезно проводил меня к креслам, наше знакомство не оборвалось! На протяжении вечера он постоянно находил меня, угощал мороженым, смешил историями из жизни своих приятелей – мне показалось, отпущенное тётушкой время пролетело, как одно мгновение… Стрелки неумолимо