Лето потерянных писем - Ханна Рейнольдс

Ной запрыгнул в лодку.

– Я думал, мы немного поплаваем, поупражняемся… чем теперь займемся?

Мои щеки еще недостаточно красные?

– Понятия не имею.

– Нет? – Он взял полотенце и вытер волосы и тело. Господь всемилостивый. – Совсем?

Я сглотнула. Мне не нужны были упражнения, потому что после того, как взорвусь от откровенной похоти, тела моего не станет.

– Нет.

– Тогда ладно. – Он накинул полотенце на плечи и сел, скрестив ноги. – Это мое самое любимое занятие.

– Не вылезать из воды?

Ной кивнул, упершись на руки.

– Я не очень религиозен, но меня всегда это трогало за душу. Я хотел бы это сохранить. В детстве, приезжая на Нантакет, я очень сильно любил плавать, потому что здесь были только я, звезды и море. Мою свободу не ограничивают здания, и я могу оставаться совершенно один. Даже в Центральном парке ты никогда не бываешь сам по себе. Теперь все иначе – есть давление со стороны семьи, мои обязанности, и мне уже не забыть всю эту историю Нантакета и англичан, отвоевавших его у Вампаноагов, и я не могу притворяться, что все это хорошо, но природа… – Он покачал головой, словно ему не хватало слов.

– Ты кажешься более расслабленным.

Он кривовато ухмыльнулся.

– Странно, но ты тоже стала спокойнее.

Я улыбнулась ему.

– Что же тут странного? Я очень спокойная.

– Нет. – Ной покачал головой – возможно, с обидной долей уверенности. – Ты не такая. Ты гиперактивная, шумная и надоедливая. Но ты настоящая. С тобой мне нет нужды притворяться.

– Я бы не хотела, чтобы ты притворялся, – ответила я, не понимая толком, оскорбиться мне или радоваться комплименту. – Но, возможно, я бы хотела более приятного определения, чем «надоедливая».

– Да? – Ной посмотрел мне в глаза. Когда я покраснела, он улыбнулся и взглянул на небо. – Когда поедем в Бостон?

– Что?

– Чтобы послушать записи.

– Мы вместе поедем?

Ной пожал плечами.

– Тебе же семнадцать? А мне восемнадцать. У большинства отелей и квартир есть требование – тебе должно быть восемнадцать.

Бостон.

С ночевкой.

И Ной.

– Да ты шутишь! – Поездка с парнем – наедине с парнем! – казалась весьма интимной идеей. И взрослой. Я с друзьями-то одна никуда не ездила, а тут с Ноем…

– Почему бы и нет?

– А у тебя родители не расстроятся, что мы поехали вместе?

– В таких вопросах они обычно не участвуют.

– Как это может быть?

– Ты заметила у них дефицит родительских навыков?

– Я вроде как думала, что у твоей мамы свое собственное мнение…

– Мама занята Широй, держит ее под контролем. К тому же они еще несколько лет назад постановили, что я взрослый и могу сам принимать решения. – Ной наклонил голову. – Если только ты хочешь, чтобы я поехал с тобой?

Я нервно хихикнула.

– Я хочу, чтобы ты со мной поехал.

Поверить не могу, что я так сказала. Вообще во все это не могу поверить. В животе прочно обосновался рой бабочек.

– Ладно, значит, договорились. Когда?

– Я могу попросить на следующей неделе два выходных. Мэгги и Лиз всегда готовы пойти навстречу.

– Мило. И лететь недолго.

– Я не полечу.

– Почему? Так же быстрее.

– И дороже. Проще сесть на паром, а потом из Хайанниса до Бостона добраться на поезде.

– Класс, тогда поедем на пароме.

Поедем вместе. Ночь в квартире. Может, я неправильно поняла намеки, потому что пока люди не признаются вслух, уверенным быть нельзя. Но даю голову на отсечение, мы думаем об одном и том же. Гарантирую, что от поездки в Бостон результатов будет больше, чем от прослушивания нескольких записей.

И, клянусь, я хочу этого.

Лето хуцпы.

Над водой сияло солнце, отчего красочный мир становился блеклым. Я надела в пару к линзам темные очки, и все вокруг стало выглядеть так, словно я смотрела сквозь фильтр, который вызывал ностальгию. В очках с большущими стеклами я представляла себя Одри Хепберн.

Мы с Ноем заняли два места на верхней палубе парома. Я собрала волосы в небрежный пучок, чтобы из-за ветра пряди волос не попадали в глаза и рот.

– Хочешь, расскажу поистине душераздирающую теорию моей соседки?

– Да. – Ной повернулся ко мне.

– Хорошо. Итак. – Я сделала глубокий вдох. – Она предположила, что Рут и Эдвард позже могли встретиться и возобновить роман. А в результате родилась моя мама.

– Что? – Он изогнул брови, и на его губах появилась насмешливая улыбка.

– Ага.

– А что… – Ной засмеялся. – Погоди, так…

– Угу.

– Ого. Что ж, – его ухмылка стала еще шире, – уверен, тебя примут в семью с распростертыми объятиями.

– Если я не попытаюсь отнять бизнес.

– Точно. – Он наклонил голову. – Ты же не веришь в это на самом деле…

Я покраснела как помидор.

– Я допускала подобное развитие событий.

– Что мы – кузены? – Ной громко рассмеялся.

Я тоже расхохоталась.

– Я знаю! На самом деле я не поверила в это, но закралась такая мыслишка. Показалось очень разумным вариантом.

– Господи, надеюсь, нет.

– Правда?

– Правда.

Мы посмотрели друг на друга. У меня перехватило дыхание.

– Так что, – медленно произнес Ной. – Раз уж стало известно, что мы не…

– Ной? Ной Барбанел? Посмотрите-ка, кого я нашла! – К нам подошла женщина, буквально светившаяся от радости.

На секунду Ной прикрыл глаза, а потом повернулся с вежливой улыбкой к подошедшей даме.

– Здравствуйте, мисс Грин.

Нет, ну честное слово, существует какой-то тайный сговор, как разрушить наш романтический настрой?

Оставшийся путь на пароме мы провели, болтая с мисс Грин, подругой семьи Барбанел. В Хайаннисе мы сели на поезд до Южного вокзала Бостона, а после красная линия метро быстро доставила нас к Гарвардской площади, к этой крепости из красного кирпича и плюща.

Мы забронировали апартаменты за публичной библиотекой Кембриджа, в пятнадцати минутах ходьбы от станции метро на Гарвардской площади. Мы поднялись из подземки на людную улицу с кучей книжных магазинчиков и ресторанов, битком забитых туристами и студентами, путешествующими пачками. Покинув площадь, мы прошли по кирпичным тротуарам мимо величественных викторианских особняков и небольших парков и вышли на более тихие улочки… Перед домами пышно цвели сады: некоторые были аккуратно подстрижены, другие являли собой беспорядочное буйство красок и зеленой растительности.