Карфаген. Летопись легендарного города-государства с основания до гибели - Жильбер Шарль Пикар

Подобная ситуация многое обещала вождю с Ганнибаловым складом ума. Весь Запад заполнили согнанные со своих мест люди, которые мечтали найти себе новый дом и готовы были в поисках этого дома дойти до стран, расположенных на самом юге. Эти жестокие и храбрые варвары имели ужасную репутацию и могли дать Ганнибалу недостающих ему солдат для разгрома Рима.

У Ганнибала были все основания полагать, что хорошо подготовленный прямой удар может сокрушить то, что мы весьма неточно называем Итальянской конфедерацией. Для создания этого странного, сложного комплекса потребовалось чуть больше столетия; его создавали чисто эмпирическим путем; она была основана на сочетании военной и политической силы, предоставленной Римом, и экономической мощи Капуи. Этот дуализм хорошо заметен на монетах Конфедерации. Для своих собственных нужд и для нужд той части Центральной Италии, которая находилась под его властью, Рим чеканил тяжелую бронзовую монету. Эта монета выглядела крайне архаично и представляла собой то прямоугольные «кирпичики», то – крупные круглые куски бронзы. Это был фунтовый ас (as libral), весивший 373 грамма. Одновременно с этим кампанские мастерские выпускали серебряную монету для стран Конфедерации, основанную на греческом стандарте и имевшую хождение по всему Средиземноморью.

Согласно исследованию датского нумизмата Р. Томсона этот дуализм продолжался с 289 по 269 год до н. э. Где-то между двумя этими датами был период, когда Рим чеканил серебряную монету греческого типа, в дополнение к фунтовому асу; монетный двор в Кампанье сохранил свою автономию. Наконец в 235 году все изменилось: романо-кампанская драхма была заменена квадригатом (quadrigat) – серебряной монетой, изготовленной по итальянском стандарту. Вскоре после этого вес и ценность бронзовых монет сильно уменьшились, после чего две независимые до этого системы слились в одну. Стандартными стали теперь серебряные монеты, а бронзовые – мелкой монетой.

Эти изменения, очевидно, отражают стремление Рима отобрать экономическое лидерство у Кампаньи и стать не только политическим и военным центром Конфедерации, но и экономическим. У нас есть археологические доказательства этой теории. Они были найдены на территории, прилегающей к Пренесте, и относились к той эпохе, когда началось развитие промышленности в Риме. В конце 1-й Пунической войны латинская литература неожиданно выдвинулась на первое место, и почти сразу же появились такие выдающиеся произведения, как труды Плавта и Энния. И это снова – отражение быстрой социальной революции. И наконец, именно в этот период, судя по традиционным источникам, патриархальная структура общества дала трещину, а появление крупных состояний, основанных на сельскохозяйственных, промышленных и коммерческих сделках, привело к определенной социальной нестабильности.

Все это, естественно, породило тревогу и беспокойство в деловых кругах Кампаньи и в особенности в Капуе, которая, несомненно, была столицей этого процветающего региона. Ряд лидеров начал задумываться, выгоден ли им союз с Римом, или он приведет их к гибели, если они не поторопятся возвратить себе полную независимость. Главу этой фракции звали Пакувий Калавий Цекус, ему было суждено в скором времени привести Капую к расколу. Богачи Кампаньи, чье состояние базировалось на бизнесе, а не на сельском хозяйстве (в чем упрекает их Ливий), сильно пострадали от экономического развития Рима. Промышленный кризис, возникший в результате растущей конкуренции, естественно, повлиял и на ремесленников, и на владельцев лавок, которые составляли большинство среди населения Кампаньи. В результате началось брожение, которое вызвало тревогу у городских властей, и, как сообщает нам Ливий, Пакувий и Виррий встали во главе этого революционного движения, опасаясь, что оно их поглотит. Те же самые настроения царили в других итальянских и эллинских городах на юге Апеннинского полуострова, например в Таренте. Этот город стал приходить в упадок еще раньше, чем Капуя. Все это стало результатом возраставшей гегемонии Рима.

Вполне обоснованна мысль, что Ганнибал прекрасно об этом знал. В испанских портовых городах было много итальянских купцов, и, аналогичным образом, в Италии достаточно карфагенских торговцев (или гуггасов, как их тут называли) для возникновения нужных контактов. И как только Ганнибал вторгся в Италию, еще до того, как он одержал свою первую крупную победу под Треббией, комендант крепости Кластидиум тут же сдал ее карфагенцам. А ведь ему поручено было оборонять ее по приказу Рима. Этого офицера звали Дасий, он родился в Бриндизи и, вполне вероятно, изменил Риму не из неожиданного каприза, а в результате подрывной работы, которую пунические агенты вели в Южной Италии среди недовольных союзников Рима.

Если бы все пошло хорошо, то есть если бы карфагеняне, объединившись с галлами, сумели сильно ослабить римскую военную мощь, Ганнибал мог бы рассчитывать на то, что Итальянскую конфедерацию покинет множество городов Южной Италии. И тогда карфагенский флот, который до того времени стоял в резерве, вступил бы в игру, используя базы, которые новые союзники предоставили бы Карфагену. Рим потерял бы господство на море и был бы окружен армией Ганнибала. И ему пришлось бы принять условия победителя.

На первый взгляд, план Ганнибала выглядел авантюрным и поспешным, но при более тщательном изучении становится ясно, что он был очень хорошо продуман и вполне реален. В те времена, когда солдаты и государственные мужи были уверены в том, что главным повелителем человеческих судеб является удача, карфагенский командующий в гораздо меньшей степени полагался на удачу, чем Пирр и даже Александр Великий.

Имея столь решительного противника, который единолично командовал всеми родами войск и распоряжался всеми имевшимися у него средствами, лидеры Римской республики были разделены на несколько партий и имели различные представления о том, какой политической линии должна придерживаться их страна.

Как обычно, самую традиционную политику проводила семья Фабиев, лидером которой снова стал Квинт Фабий Максим Веррукоз, получивший, из-за своей осторожной тактики во время предыдущей войны, прозвище Кунктатор, или Отлагатель. Историки, работавшие при сенате, и в особенности его кузен Фабий Пиктор, несомненно, сильно преувеличивали таланты этого лидера, но он, по-видимому, обладал сильным характером. Вокруг него объединилось некоторое число благородных римских семей вместе с рядом патрицианских и плебейских сановников, самым выдающимся из которых был, без сомнения, Клавдий Марцелл (он принадлежал не к патрицианской семье Аппиев Клавдиев, а к плебейской семье с той же фамилией). Последний завоевал громкую военную славу, spolia optima, убив своими собственными руками галльского царя Виридомара в битве при Кластидиуме в 222 году до н. э. Он закончил свою карьеру захватом Сиракуз в 212 году до н. э. Эта партия зависела от голосов крестьян, значение которых возросло после реорганизации Народных собраний. Она считала, что Рим должен расширяться на север, и не верила в успех заморских экспедиций. Она хотела бы сохранить мир с Карфагеном, и ее симпатии, вполне естественно, были на стороне африканских землевладельцев, которых возглавлял Ганнон Великий. Фабии были популярны в конце 1-й Пунической войны и в течение нескольких лет после нее. Однако между 230 и 225-м годами они попали в немилость. Вторжение во владения галлов и захват долины По вернул им прежнюю популярность. Власть Рима в этих краях была еще непрочной, но она уже открыла для римского народа массу возможностей: завоевание стран Запада и Испании, с одной стороны, и Истрии, Иллирии и Балкан – с другой. В 229 году до н. э. уже были предприняты первые шаги в этом направлении. Различные «империалистические» фракции воспользовались возможностью завоевать в Комитии больше голосов в свою поддержку.