Безмолвное дитя - Сара Дензил

— Вот. Номер 29.

— А как мы войдём? — спросила я. — Нельзя же ломать дверь.

— У меня приятель здесь работает. Помнишь Флетчера?

— Ты имеешь в виду того торговца травкой? — охнула я.

— Его самого. В общем, он мне задолжал, поэтому отпер дверь по моей просьбе. Слушай, если кто-нибудь докопается, мы скажем, что слышали какой-то звук изнутри, а гараж был открыт, и мы…

— Ладно, открывай уже. И осторожнее, чтобы пальчики не оставить.

— Я на шаг впереди тебя! — Роб натянул пару кожаных перчаток.

Дверь гаража открылась со зловещим гулким треском, очень похожим на раскат грома. Лил холодный дождь, и по коже у меня уже забегали стылые мурашки, так что я с удовольствием проскочила в дверной проём и зашла в гараж.

— Что за чёрт?! — воскликнул Роб.

Я откинула капюшон, оглядела набитое всякой всячиной помещение, и от увиденного у меня перехватило дыхание. Всё выглядело совсем не так, как я ожидала, а, надо признать, я уже думала о самом худшем — о жутком каземате со звуконепроницаемыми стенами, предназначенном для гнусных развлечений. Моё воображение рисовало место, специально оборудованное для человека, помешанного на сексе, заваленное порнографией, с грязным матрасом, придвинутым к стене. Я представляла себе всё это, но меня ждал настоящий сюрприз.

Одно я угадала: гараж был полон изображений, но отнюдь не порнографического свойства — по крайней мере, большинство не были таковыми. Почти все они оказались картинами. На стенах висело несколько десятков картин, а между портретами — маленькие фотографии, на которых был один и тот же человек — я. В центре гаража стоял мольберт со столом, заваленным красками, а к стене был придвинут высокий архивный шкаф.

Я пересекла помещение и встала у стены, рассматривая фотографии со своим лицом. На фотографиях я была запечатлена во время прогулки по Бишоптауну, отдыха на скамейке в парке, кормления уток, возвращения домой с пакетами из магазина и даже во время выхода из автобуса. Хронологического порядка не прослеживалось, все они были разбросаны по стенам случайным образом. На одном фото я держала в своей руке маленькую ручку Эйдена, на другой мы бросали камешки в реку, стоя на мосту. Вот мы сидим в парке и едим бутерброды. Вот я стою у дерева и смотрю вверх, на ветки, куда забрался мой сын-мартышка. Вот я брожу по улицам Бишоптауна с размазанным по лицу макияжем и пакетами, набитыми бутылками с пино гриджо. А вот самая настораживающая из всех: я сажусь в школьный автобус, одетая для школьного бала, а Роб держит меня за руку (хотя лицо Роба выцарапано).

— Смотри. — Роб показывал на большой портрет в центре задней стены. — На тебе школьный галстук. Это ещё до шестого класса, в шестом классе у нас уже не было формы.

И тут меня осенило. Во время нашей вчерашней склоки Джейк признался, что влюбился в меня с первого взгляда. А когда он впервые увидел меня, я ходила в школу, а он был учителем.

— О, господи.

— Я тебе очень сочувствую, Эмма. Не ожидал ничего подобного.

— А чего ты ожидал? — прошептала я.

Роб не ответил, да и я была слишком увлечена картинами, чтобы слушать. Именно картины беспокоили меня больше всего. В основном он рисовал моё лицо. Это были филигранные работы, почти фотореалистические, с идеально переданными чертами. На одной из картин я была изображена во сне, с растрёпанными вокруг головы волосами. Я могла бы счесть эти работы прекрасным и даже лестным для меня сюрпризом, однако по сути всё это было отвратительным вторжением в мою личную жизнь, и мне было жутко до мурашек.

— Не расчёсывай руки, — сказал Роб. Он полез в карман и достал пару тонких резиновых перчаток — такие надевают врачи. — Надень. Нам нельзя оставлять никаких следов ДНК. Это место преступления.

Я хотела спросить, почему, но, конечно, я и была преступлением. Он преследовал меня. Он фотографировал меня, когда я была ещё несовершеннолетней. Некоторые из фотографий были откровенно провокационными. Хоть я нигде и не была голой, но, не ведая того, позировала, то наклоняясь в короткой юбке, то повернувшись так, что некоторые участки тела обнажались, выглядывая из-под школьной блузки. Мне захотелось убежать из гаража и срочно встать под обжигающе-горячий душ, чтобы смыть с себя всю эту грязь. Меня словно изнасиловали.

— Давай посмотрим, что в шкафу, — предложил Роб.

Он был мягок и осторожен. Настоящий Роб вспыхнул бы в стрессовой ситуации, поэтому я поняла, что он сдерживается ради меня. Он осознал, что всё гораздо сложнее и Джейк не просто «плохой парень». Я носила его ребёнка. Мы были связаны, как бы отвратительно это ни было.

— Ничего не понимаю, — сказала я тихим голосом. — Если он был так одержим мной, зачем спал со всеми этими женщинами?

— Не уверен, что это так, Эм, — сказал Роб. — Думаю, Он ни с кем не спал, а приходил сюда.

— Но зачем? Я была в его полном распоряжении. Я его жена.

Роб не ответил и занялся шкафом, а я начала рассматривать стопки картин, сваленных на полу, и у меня перехватило дыхание от изумления. Эти картины были намного более жуткими, чем те, что висели на стене. На них Джейк изображал меня в садистском ключе. На большинстве из них я была совсем голой или в обрывках одежды, со связанными руками и кляпом во рту. В глазах не было ни намёка на желание: он рисовал меня напуганной. В его фантазиях я была рабыней поневоле, которую вынудили стать участницей его игр. Сюжет один и тот же: доминирование надо мной. Однако в наших отношениях он совсем не был таким. Он любил всё… контролировать, это да, теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что это было именно так. Он нашёл мне работу в той школе, где работал сам; дом и машина были его собственностью. Он был исключительно щепетилен в отношении каждой вещи, находившейся в нашем доме. Но он никогда не был садистом. Он никогда не бил меня и даже в постели не проявлял дерзких желаний. Зачем ему все эти странные картины?

Я начинала понимать истинную зависимость Джейка: нет, не секс, а фантазии. Фантазии на тему обладания. И наилучший способ реализовать их — это поместить внутрь меня ребёнка. Я вспомнила тот день, когда узнала о беременности — грешила на простуду, из-за которой снизился эффект противозачаточных таблеток, но что, если… что если Джейк подменил их?

В самом низу живота у меня заворочался холодный ужас.

— Эмма, иди-ка сюда, я кое-что нашёл.

Оставив картины в том же положении, в котором их обнаружила, я перешла к противоположной стене гаража посмотреть, на что наткнулся Роб. Он рассматривал найденную в шкафу большую папку и при моём приближении опустил её, чтобы вне было видно содержимое. Смотреть не очень-то хотелось, но я себя заставила.

— Тут другая девушка, — сказал Роб. — Помнишь, в прессу попала фотография Джейка со школьницей? Это она и есть. Здесь куча её фоток. — Он перевернул страницу, и у меня перехватило дыхание: на следующей странице та самая девушка — красивая, темноволосая — была обнажённой. — Чёрт. Он наврал, у них и правда была связь. — Последующие страницы открывали нам всё новые и новые фотографии молодой девушки в шокирующе откровенных позах. В тот момент я поняла, что слегка изумлённое выражение её лица будет вечно преследовать меня. Позы были дерзкими, уверенными, но на лице была написана полная беззащитность. — Чёртов ублюдок, он воспользовался ею. Смотри, некоторые в нескольких экземплярах. Держу пари, он хранил их, чтобы давить на неё и чтобы она никому ничего не рассказывала. Уверен, этот подонок шантажировал её, угрожая показать всем эти фото. — Роб захлопнул папку, и на пол выпала флешка.