Роза Марена - Стивен Кинг

Руки Нормана сами сжались в кулаки. «Спокойнее, спокойнее! —закричал в Нормане Дэниелсе мужской двойник миссис Практичность-Благоразумие. —Она, наверное, машет всем, кого видит! Она, наверное, приветствует дажеблохастых бродячих собак! Такие дуры, как она, всегда так делают!»

Ну да. Ну да, конечно, так оно и есть. Норман с усилием разжалкулаки, поднял руку и разрубил ею воздух в коротком ответном взмахе. Он дажевыдавил слабую улыбку, от которой снова вспыхнула боль в мышцах, сухожилиях —даже в кости — по всей нижней части лица. Но в тот же миг, когда миссис Горячаяштучка вернулась к своему занятию, улыбка исчезла, и он торопливо пошел дальше,вздрагивая при каждом ударе сердца.

Он попытался сосредоточиться на текущей проблеме — как найтиспособ изолировать одну из этих сучек (предпочтительно самую главную сучку; вэтом случае он не рискует нарваться на кого-то, кто не располагает нужнымисведениями) и заставить ее говорить, однако его способность к осмысленнымдействиям, казалось, исчезла, во всяком случае на некоторое время.

Он поднял руки к лицу и принялся массировать точки соединенияверхней и нижней челюстей. Он и раньше неоднократно доводил себя до подобногосостояния, но ни разу челюсти не болели так сильно — что же он сделал сТампером? В газете ничего не говорилось по этому поводу, но боль в челюстях, —а также в зубах, да-да, именно в зубах, — доказывала, что он, пожалуй, дал себеволю.

«Если меня поймают, неприятностей не оберешься, — сказал онсебе. — У них будут фотографии отметин, которые я на нем оставил. У них будутанализы моей слюны и… ну… других жидкостей, которые, возможно, остались на нем.Современная полиция использует широкий набор диковинных тестов и анализов, онипроверяют все, а я даже не знаю, чего мне опасаться».

Да, все верно, но они его не поймают. Не выйдет. Онзарегистрировался в отеле «Уайтстоун» как мистер Элвин Додд из Нью-Хейвена, и,если его прижмут к стенке, он даже может удостоверить свою личностьводительскими правами — фотокопией водительских прав— с его фамилией. Еслиздешние полицейские позвонят тамошним полицейским, им ответят, что НорманДэниеле находится за тысячу миль от Среднего Запада, прогуливается понациональному заповеднику Зион в штате Юта, наслаждаясь заслуженным отпуском.Они даже могут сказать здешним копам, чтобы те не валяли дурака, что НорманДэниеле сегодня золотой мальчик во плоти. Разумеется, они не станутпересказывать им историю Уэнди Ярроу… так ведь? Нет, скорее всего, нет. Но раноили поздно… Однако суть в том, что «поздно» его уже не трогало. В последние дниего волнует только «рано». Только Роуз и последующая серьезная беседа с ней. Онскажет, что приготовил для нее подарок. Не что иное, как свою банковскуюкарточку. Причем карточку никогда больше не обнаружат ни в мусорном ящике, ни вбумажнике какого-нибудь маленького грязного педика. Он позаботится о том, чтобыона никогда больше не потеряла и не выбросила ее. Поместит свою карточку внадежное место. И если после… как бы выразиться поточнее… после врученияпоследнего подарка его ждет темнота — что ж, возможно, это даже к лучшему.

Мысли Нормана, наткнувшись на кредитную карточку,завертелись вокруг нее, как случалось почти всегда в последние дни, и во сне, инаяву. Словно маленький кусочек пластика превратился в сумасшедшую зеленую реку(Мерчентс, а не Миссисипи), а ход его рассуждений являлся впадающим в неепритоком. Все мысли текли теперь вниз, повторяя складки местности, и постепеннотеряли индивидуальность, перемешиваясь с зеленым потоком его одержимости.Огромной важности безответный вопрос снова поднялся на поверхность рассудка:как она посмела? Как она посмела взять ее? То, что она сбежала, покинула мужа —это он еще способен понять, хотя о примирении с ее бегством не может быть иречи; бегство объяснимо, хотя он знал: она должна умереть за то, что оставилаего в полных дураках, за то, что так умело прятала предательство в своемпаршивом женском сердце. Но то, что она набралась наглости и захватила с собойего банковскую карточку, посягнула на предмет, принадлежащий ему, как мальчикиз сказки, забравшийся по бобовому стеблю на небо и укравший золотую курицу успящего великана…

Не осознавая, что делает, Норман сунул указательный палецлевой руки в рот и принялся грызть его. Возникла боль — и очень сильная — но вэтот раз он не ощутил ее, погруженный с головой в водоворот мыслей. Привычкакусать пальцы в моменты максимального напряжения зародилась в далеком детстве,и на указательных пальцах обеих рук образовались толстые мозолистые подушечки.Сначала омертвевшая кожа выдерживала укусы, но он продолжал представлятьбанковскую карточку, и ее зеленый цвет становился все гуще и гуще, пока непревратился в почти черный цвет еловой хвои в сумерках (даже отдаленно ненапоминающий первоначальный лимонный цвет банковской карточки), и в концеконцов каллюс прорвался, и кровь потекла по руке и губам. Он впился зубами впалец, наслаждаясь болью, вгрызаясь в плоть, пробуя вкус собственной крови,такой соленой и такой густой, похожей на кровь Тампера, хлынувшую после того,как он перекусил артерию у основания…

— Мама, что этот дядя делает с рукой?

— Не обращай внимания, идем скорее. Это привело его вчувство. Он ошалело оглянулся через плечо, как человек, пробуждающийся отнепродолжительного, но очень глубокого сна, и увидел молодую женщину смальчиком лет трех, наверное, которые поспешно удалялись от него — она волоклаза собой ребенка с такой скоростью, что тот едва поспевал за ней, и, когдаженщина, в свою очередь, оглянулась, Норман заметил на ее лице выражение ужаса.

Что же, черт возьми, привело ее в такое состояние? Онопустил взгляд на свой палец и увидел на нем глубокие кровоточащие полукруглыераны. Когда-нибудь он откусит его совсем, откусит собственный палец ипроглотит. И это будет не первый раз, когда он что-то откусывает. Откусывает иглотает.

Впрочем, так он зайдет слишком далеко. Достав из заднегокармана носовой платок, он перевязал им прокушенный палец. Затем поднял головуи огляделся. С удивлением отметил, что уже вечереет — в некоторых окнах зажегсясвет. Как далеко он забрался? Где он?

Прищурившись, Норман взглянул на табличку с указанием улицына угловом здании у очередного перекрестка и прочел слова «ДИЭРБОРН-АВЕНЮ».Справа находилась маленькая семейная булочная с поручнем для велосипедов увхода. Вывеска в окне приглашала попробовать «СВЕЖИЕ, ГОРЯЧИЕ БУЛОЧКИ». Вжелудке Нормана раздалось жадное урчание. Он понял, что по-настоящемупроголодался в первый раз с тех пор, как сошел с подножки автобуса «Континенталэкспресс» и перекусил холодной овсяной кашей в кафетерии автовокзала, потомучто Роуз взяла бы именно это блюдо.

Несколько булочек — это как раз то, что ему надо… но непросто булочек. Ему захотелось свежих, горячих булочек вроде тех, какие пеклаего мать — жирная как свинья, никогда не прекращавшая кричать, но готовить онаумела, этого у нее не отнимешь. Мало кто мог с ней тягаться. Она же являлась иглавным потребителем собственных кулинарных изделий.