Секс - моя жизнь. Откровенная история суррогатного партнера - Шерил Грин

По странному совпадению через несколько дней после второго анализа моя старая подруга Барбара, тоже суррогатный партнер, позвонила, чтобы сообщить, что другой нашей подруге, тоже Барбаре, удалили опухоль молочной железы, поставив диагноз рак груди. Сразу после этого я позвонила другой Барбаре, чтобы спросить, как она себя чувствует..

— Сначала мне говорили, что это закупоренный молочный проток, — сказала она.

Следующий звонок я сделала Эвелин, тоже суррогатному партнеру, которой несколькими годами раньше удалили молочную железу. Я объяснила ситуацию, и она дала мне совет, лучший из всех, что я могла получить:

— Скажи им, что ты хочешь сделать стереотоксическую биопсию.

Через неделю я уже была записана на стереотоксическую биопсию и биопсию уплотнения возле правого соска.

Когда доктор Уитни вошла в кабинет, на ее худом лице застыло серьезное выражение.

— У меня рак груди, да? — произнесла я.

— Да.

У меня была инфильтративно-протоковая карцинома. Она села и разложила на колене результаты биопсии. Мне казалось, что я наблюдаю за происходящим, глядя сверху на собственное тело.

— Я сделаю биопсию уплотнения. Результаты будут готовы через двадцать минут. Ложитесь и постарайтесь расслабиться, я скоро вернусь.

— Я в порядке, — сказала я неуверенно.

— Шерил, у вас шок. Ложитесь. Я принесу результаты, мы внимательно их изучим и решим, что делать, — сказала доктор Уитни.

Я легла, но как только за ней закрылась дверь, вскочила и схватила сумку. Я достала телефон и набрала номер моей подруги Джоан.

— У меня рак. У меня рак… опять. — Меня сотрясала дрожь.

— Приезжай, как только сможешь, — сказала она.

Потом я позвонила диетологу, с которой работала, когда у меня была лимфома.

— Попросите их прислать мне все ваши анализы. Я составлю для вас программу. Мы снова будем работать, как раньше, — сказала она мне взволнованно, но твердо.

Снова собрать вокруг себя свою группу поддержки было моим первым побуждением. И снова я была решительно настроена сделать все возможное, чтобы выжить. Я убрала телефон и легла на стол для осмотра, комкая руками бумагу, которой он был выстлан. Я делала глубокие, медленные вдохи, пока не вернулась доктор Уитни..

Она иглой сделала биопсию уплотнения, и мы обсудили, как лечить рак в моей груди, в наличии которого уже не приходилось сомневаться. Опухоль в уплотнении была такой же, как и в груди, что случается не всегда. Я узнала, что существует больше сорока видов рака груди, и иногда у одной женщины может быть два вида опухоли одновременно.

Инфильтративно-протоковая карцинома — это самая легкая форма, особенно если обнаружить ее на первой стадии, как это случилось со мной..

— Я бы посоветовала удалить молочную железу, учитывая количество небольших опухолей, — сказала доктор Уитни.

Странные пятна на маммограмме были на самом деле крошечными опухолями в миллиметр величиной, образовавшимися примерно на одной четверти моей груди. Они были такими маленькими, что сначала доктор Уитни не могла их разглядеть.

— Хорошо. Вторую грудь мне тоже придется оперировать?

Я хотела избавиться от рака и пресечь всякую возможность его появления в другой груди.

Меня совсем не привлекала перспектива лишиться груди, но заново проходить курс лечения мне хотелось еще меньше, и в тот момент мое предположение было оправданным.

Доктор Уитни заверила меня, что вероятность появления рака в левой груди мала и что удалить придется только правую. После мастэктомии они удалят и несколько лимфатических узлов, чтобы убедиться, что опухоль не распространилась на них.

Я спросила, имеет ли какое-нибудь отношение эта опухоль к заболеванию, которое я перенесла несколько лет назад. Она ответила твердым «нет».

Первое, что я сделала, вернувшись домой, — нашла группу психологической поддержки женщин с раком молочной железы. Я обращалась к группе поддержки после того, как у меня диагностировали лимфому, и знала, что это хорошая помощь при лечении.

* * *

Мне сделали мастэктомию в феврале 2006 года. К счастью, рак не распространился на лимфатические узлы и мне не требовалась химиотерапия или облучение. Меня отправили домой с двумя дренажными мешками на правом боку, чуть ниже подмышки. Я должна была каждый день измерять количество жидкости, чтобы они наблюдали, как она уменьшается.

Еще в моей груди был наполненный жидкостью гибкий экспандер, чтобы моя кожа был готова к операции по восстановлению груди в апреле. Раз в неделю я ходила на прием к хирургу, чтобы восполнить количество жидкости, которая не давала коже сжиматься. Мне было неудобно, но боль я чувствовала редко, и обезболивающее приходилось принимать только в первые два дня..

Мастэктомия сильно изменила мой внешний облик. Я постепенно научилась ценить и любить свою грудь, даже если она не была похожа на два торчащих холмика, как мне всегда хотелось. Мне нравилось, когда касались и облизывали мои соски во время секса. Операция должна была снова придать форму моей груди, но я знала, что чувствительность с правой стороны не будет прежней..

Мне пришлось напомнить себе, что грудь — это еще не все тело. Когда я произнесла это вслух в разговоре с подругой, это показалось мне таким очевидным, что повторять больше не пришлось ни себе, ни кому-либо еще. Я вернулась к тому, что выяснила, начав работать моделью: неидеальное тело может быть сексуальным.

Да, мне придется смириться с потерей чувствительности, но у меня остается еще много способов получать удовольствие..

К счастью, Боб в очередной раз показал себя преданным и любящим мужем. Узнать, что рак не затронул лимфатическую систему, было для него таким же облегчением, как и для меня. Он заботился обо мне, пока я выздоравливала, и наша интимная жизнь по-прежнему шла полным ходом. Он постоянно повторял, что хочет только, чтобы я поправилась, и мысль о том, что я могу чувствовать себя менее привлекательной для него, кажется ему невыносимой..

Приближалась пластическая операция, и я начинала все чаще задумываться о том, как это повлияет на мою работу. Больше всего меня беспокоило, что это сосредоточит все внимание на мне, тогда как наша работа должна быть по-прежнему направлена на клиента. Я была уверена, что клиент должен знать о мастэктомии, потому что моя правая грудь будет отличаться и внешне, и степенью чувствительности от левой.

Я не хотела, чтобы это отвлекало клиента. Однажды я поделилась своими страхами на собрании группы поддержки. Доктор Ренальди, один из психотерапевтов группы, спросил меня, как я должна, по моему мнению, говорить об этом с клиентами. Проговорить сценарий, который я долго обдумывала, — это именно то, что мне требовалось в тот момент.

Я решила, что не буду упоминать об этом на первом сеансе, на котором речь обычно идет об истории клиента, о его проблеме и о наших совместных задачах. Я расскажу об этом, только когда мы окажемся в спальне, и постараюсь преподнести как один из многих факторов, о которых ему следует знать, никакого скандального разоблачения.