Тайны Пантеона - Марина Суржевская

слова на местный восточный манер, произнес женский голос. Я вспомнила, что орче – отец – здесь называют проповедников Истинодуха. – Я ищу молодого господина с темными как ночь глазами.

– Пошто он тебе? Нет таких, – буркнул Бернар, а я похолодела и осторожно выглянула из окна. Но стоящая под яблоней женщина не походила на инквизитора – всего лишь пожилая местная жительница с черными косами. Ее желтое экрау резко контрастировало с загорелым дочерна лицом.

– Так благодарить пришла, орче. Молодой господин спас жизнь моего сына, Суена.

– Это ж как? – поразился Бернар, да и я тоже.

– Не так давно в мой дом постучал гость, – начала Нао. – Попросил одежду. Я и дала экрау сыновей, синее и голубое. А спустя день господин мои экрау вернул, все чистое, как и было обещано.

Я хмыкнула. Я и забыла о чужой одежде, а вот Август выстирал и вернул хозяйке. И даже слова мне не сказал.

– А вчера Суен в синем экрау отправился на охоту. Мой Суен хороший охотник, знает все тропы, все звериные логова. Стреляет без промаха. Но вчера не повезло ему, отвернулись боги. Тигр напал. Голодный, злой. Подрал грудь и ногу. Друзья моего Суена отбили, домой понесли. Но сразу поняли – не донесут…

– Мне очень жаль, Нао, – пробормотал Бернар, а женщина внезапно рассмеялась.

– Так ты не понял, орче! Жив мой Суен! Пока несли его в город, синее окровавленное экрау начало тлеть, пеплом покрываться. Друзья моего сына сначала и не поняли, и не посмотрели, в крови, в грязи, что там рассматривать…Торопились очень. А когда глянули – обомлели. Раны-то затянулись.

– Повезло твоему сыну…

– Везение тут ни при чем, орче. Дело в синем экрау, что принес чужак. От ткани остался один пепел, а сын-то живой! Вся грудь в страшных рубцах, но живой! Врач сказал: чудо случилось, понимаешь?

– Не бывает такого…

Женщина снова рассмеялась. Я же сжала кулаки. Неужели дело и правда в Августе? Или раны охотника были не такими страшными, как показалось испуганным людям? В любом случае, Нао станет болтать. Рассказывать о чуде, спасшем ее сына. И как быстро этот рассказ облетит берег реки? Как быстро дойдет до инквизиции?

Вот же проклятие…

– Вот, орче, отдай это господину!

Я снова выглянула и увидела блеснувшую на солнце золотую статуэтку лисицы. Нао держала ее в сложенных лодочкой ладонях, бережно и трепетно.

– Это дорогая вещь, – тихо сказал Бернар.

– Самая дорогая в моем доме! – торжественно произнесла женщина. – Отдай, прошу. Скажи, что я буду молиться за господина старым богам. И… и Истинодуху, конечно. Возьми, Бернар.

– Ты ошиблась, Нао. Это лишь совпадение…

– Пусть так. Только я знаю правду. Я поняла, кто ко мне приходил.

– И кто же?

– Шадо-ахру. Темный владыка. По-твоему – святой. Тот, кто держит в руках чужую смерть. В глазах его живет ночь, ступает он по земле неслышно, живет вечно. И порой заходит в дома смертных, чтобы снова вспомнить и ощутить вкус жизни. Он приходил ко мне и взял синее экрау. А вернул с подарком. Вот как все было, орче Бернар.

– Это глупые суеверия, Нао, – сипло ответил настоятель.

Я не стала выглядывать, но почему-то была уверена, что сейчас старик смотрит на окна монастыря.

– Отдай лисицу. – Голоса стали отдаляться, наверное, настоятель повел гостью к тропинке. – Пусть она его бережет. А я буду молиться своим и твоим богам, Бернар…. И верить в свои суеверия…

Некоторое время я стояла, переваривая услышанное.

Обо мне и Августе слишком быстро пошла молва. Я надеялась, что у нас будет немного больше времени, но увы… Очевидно, что надо уходить из Морфира. И впредь стоит быть осторожнее. Никаких…чудес, никаких поломанных агрегатов. Я торопливо натянула платье, быстро глянула в зеркало. Помедлила, глядя в полумрак, где виднелась дверь в комнату Августа. Мотнула головой и шагнула на порог.

Надо сказать Бернару, что мы скоро уедем. И от этого на душе было горько.

Стоило подумать о настоятеле, как он сам показался из-за деревьев.

– Суеверия, просто мракобесие и суеверие… – бормотал Бернар, не замечая меня. А когда увидел, подпрыгнул от неожиданности. – Эсси! Ты-то куда несешься? Святой Лука! Ты такая же сумасшедшая, как и твой муж! Вместо того, чтобы наслаждаться друг другом, рветесь работать! Ну что за молодежь пошла!

– Вы видели Августа?

– С утра умотал в сторону Орджу. С лопатой! Велел ночью не ждать. Сказал, что может задержаться на пару дней. – возмутился старик. – И где это видано? Ничего не понимаю… Вот мы с Мартой…

Я сказала, что пойду завтракать, и сбежала, оставив Бернара причитать. Старик выглядел расстроенным, и о подслушанном разговоре с Ноа я упоминать не стала.

На днях Август говорил, что хочет по-человечески похоронить Нейла и поставить у его могилы надгробный камень, но я не думала, что он решит заняться этим сегодня. После нашей свадьбы. Пусть и ненастоящей.

Но возможно, Август тоже понимал, что нам не стоит общаться слишком…часто.

К утру Август так и не вернулся. Чета Пейп за ужином многозначительно переглядывалась, и я впервые испытала желание сбежать от их внимания.

Увы, не вышло. Утром Марта постучалась в келью, где я пыталась оживить ржавую поливалку, – работа отвлекала от тяжелых мыслей и тревоги.

В руках женщина комкала сверток. Ее щеки алели, когда она заговорила.

– Эсси, милая, можно тебя на минутку?

Я обернулась, размышляя, какого черта надо механической лейке и почему она не работает.

– Конечно, это не наше дело… и не в наших с Бернаром правилах вмешиваться… однако! Однако наш долг как духовных наставников все же образумить вас и наставить на путь истинный…

Марта откашлялась и расправила плечи, обретая уверенность. Я с интересом осмотрела на ее сверток.

– Мы понимаем, что вы ребята молодые, даже юные, а молодость – это всегда признак неопытности и даже некой… хм… ах, не то. Конечно, проблема в Августе. Он вырос в духовной семинарии, его образование несколько… аскетично. Да, назовем это так. Вероятно, он все еще не совсем осознал свой долг…

– Марта, о чем вы говорите? – не выдержала я.

– Свой супружеский долг! – выкрикнула женщина. Лейка на столе выплюнула струйку воды и снова заглохла. – Долг, милая Эсси! Конечно, дело не в тебе, ты лишь невинное дитя и едва ли понимаешь назначение мужчины в его истинном свете…

Я поперхнулась. Дитя? Я?

– Не спорь! – Марта уперла руки в пышные бока. – Милая девочка, конечно, ты боишься сказать это прямо! Ты смущена и растеряна! И потому к тебе пришла я! Я знаю, что надо делать!