Когда запоют мертвецы - Уна Харт

Эйрик ждал ее у коновязи. Ничего не спросив, подсадил в седло и забравшись в свое, пустил лошадей галопом. За весь путь до Гамбурга они едва перекинулись парой слов. Диса ожидала, что они будут гнать так, что под ними лягут кони, но Эйрик убедил ее, что смысла в этом нет. Если кто-то, кто оборачивается громадной птицей с огненным опереньем, пожелает догнать двух всадников, он сумеет это сделать.

Каждый день они ждали погони и с беспокойством вглядывались в небо, но никто их не преследовал. Все же, лишь погрузившись на корабль и отчалив от берега, Эйрик и Диса сумели вздохнуть свободнее. Морской воздух разогнал их тревоги, и на второй день плавания они сумели поговорить.

Выяснилось, что Эйрик был уверен: Дису заманили в ловушку. Кристоф привез его обратно в Шпессерский лес, где показал древнюю могилу, надпись на которой едва читалась. Он расположился с комфортом и как благодарный зритель отсмотрел целиком все представление, что устроил ему преподобный. На драуга он взглянул с любопытством, задал ему пару вопросов и казался очень довольным, что тот отвечает. Все же Эйрик быстро убрал фальшивого слугу с глаз долой.

Странность заключалась в том, что под могильным камнем не было тела. Сперва Эйрик решил, что ошибается из-за того, что Фауст был разорван на части. Но, проверив тщательнее, обнаружил, что земля здесь не просто не хранила никакого покойника, она была совершенно нетронута. Так что Кристоф Вагнер, похоже, не питал иллюзий относительно его талантов, а просто хотел посмеяться. Даже вознаградил преподобного овациями, когда тот закончил, и вовсе не расстроился, когда Эйрик покаялся, что ничего не вышло. Кристоф отвез его к постоялому двору и пожелал доброго пути.

– Значит, он уже знал, что мы собираемся делать, – заключила Диса.

Хотя они были далеко в море и корабль двигался по направлению к родине, нервозность и чувство, что их преследуют, не покидали ее. А еще – глухая бессловесная тоска от того, что приключение подходит к концу, что домики, похожие на шкатулки, и громадные кони, и дороги, мощенные камнем, остались позади… Едва они сойдут на исландский берег, ей придется снова надеть платье и вернуться к своим обязанностям.

Эйрик достал из мешка книгу и опустился на палубу. Любопытство жгло ему пальцы. Диса подобралась поближе и села рядом. Над их головами шелестел парус. Лица чесались от соли. На подбородке преподобного вылезла рыжеватая щетина.

– Откроем? – спросила Диса в нетерпении. – Не зря же мы проделали такой путь!

– Гримуары так просто не открывают, дитя мое.

Складки кожаного переплета словно шевелились под его руками.

– Давайте хоть пролистаем!

Эйрик вздохнул, точно шел на поводу у капризного ребенка, и, перехватив книгу поудобнее, согнул страницы, зажал большим пальцем край и пустил бумажную волну. В лицо Дисе дохнуло пламя. Волоски на шее зашевелились, а щеки вспыхнули, словно она встала на краю вулкана. Она вдыхала аромат новых знаний, горький от того, что их хозяином станет кто-то другой, а ей достанется только бесполезная фальшивка пройдохи-голландца. Потом из страниц выпал сложенный вдвое листок бумаги, и Эйрик с Дисой одновременно потянулись, чтобы его поднять.

Письмо было написано на немецком, размашистым вычурным почерком. Буквы сильно клонились вправо, завитушки выскакивали со строк, выделывая мудреные пируэты. Эйрик несколько раз пробежался глазами по строчкам, то хмурясь, то поднимая брови, а затем откинулся назад и расхохотался.

– Что там? – поторопила его Диса.

«Мои драгоценные друзья, – начал Эйрик, и голос его едва уловимо стал напоминать жеманную манеру Кристофа. – Смею надеяться, что вы читаете это письмо на полпути к вашей обильной овцами родине. Я велел Ауэрхану сопроводить вас до самого порта, дабы убедиться, что вы добрались до корабля в целости и сохранности.

Ваши дерзкие потуги обвести меня вокруг пальца так тронули мое сердце, что я просто не нашел в себе сил сопротивляться. Особенно приглянулось мне то, что вы, в отличие от прочих просителей, сразу перешли ко лжи и воровству, не размениваясь на мольбы.

Благодарю, преподобный, за то, что от души повеселили меня у лесной могилы. Ваш заколдованный мальчуган был выше всяких похвал – вы даже наделили его речью, что удается не каждому некроманту, смею вас заверить. То, что ваш спутник на самом деле девица, я узнал совсем недавно. Ауэрхан развлекся, скрыв от меня сей факт. Старому демону простительно временами потешаться над господином.

Что же касается гримуара, который вы держите в руках, заверяю вас, что он представляет собой превосходного качества подделку. Я обнаружил ее в Кракове у владельца одного борделя, который пару лет назад увлекся алхимией в надежде поправить свои финансовые дела. Убежденный в ценности рукописи, он запросил за нее кругленькую сумму (не могу так быстро пересчитать в пуговицах, уж простите), а я никогда не мог устоять перед хорошо сделанной фальшивкой.

Одна часть меня хочет оставить вас с этим горьким поражением. Я представляю, как больно вам будет наблюдать за медленным угасанием вашего брата – если только вы его не придумали. Но другая часть меня – та, что благодарна вам за балагурство, – более милосердна. Если уж мне потребовалось около минуты для того, чтобы распознать в книге подделку, то у вашего голландца на это уйдет сто лет. За это время вы успеете открыть новый континент и переселиться туда со всей вашей овечьей братией.

Рассчитывая, что вы будете петь дифирамбы моей доброте, я даже назову вам лекарство от недуга, коим наградили вашего брата. Рецепт прост. Как я уже сказал, книга, которой владеет ваш противник, – фальшивка самого низкого пошиба, но и она способна нанести определенный вред человеку слабому и несведущему. Первая ее страница таит проклятие, разрушить которое может страница последняя. Откройте книгу в конце и дайте вашему болезному полюбоваться. Даю слово, что хворь отступит. Больше, правда, сия безделица ни к чему не годна. Можете пустить ее на растопку или развлекаться, выжигая лица деревенским простачкам.

Засим вынужден откланяться. Желаю вам наисчастливейшего возвращения. Хотел бы написать, что рассчитываю встретить вас вновь, но, как уже сообщил вам Ауэрхан, мой срок истекает через три года, а я и в страшном сне не могу представить, что проведу в вашем захолустье хотя бы день из отведенных мне.

Волны яростно бились о корму, поглощая их молчание. Диса почесала шею и глубоко задумалась. Наконец придя к какому-то решению, она посмотрела Эйрику в глаза и спросила:

– Кто такой содомит?

– Что же, ваш голландец ничего не заподозрил?