Когда запоют мертвецы - Уна Харт

– Ноги огнем горят, – выдохнул брат, переворачиваясь на бок.

Краем шали Диса обтерла ему пот со лба и отправилась готовить отвар. Висевшие над очагом травы крошились под пальцами, хрупкие стебли ломались легко, смешиваясь с сухими соцветиями. Она истолкла их в пыль и поставила кипятиться воду. Арни завозился на кровати и кулем рухнул на пол, но потом поднялся и побрел в угол к ночному горшку. В родительском доме Кристин всегда помогала ему в этом деле, боясь, вероятно, что по неуклюжести он перевернет судно, и вся бадстова провоняет мочой. Диса же оставалась в стороне, пока Арни не попросит, но он никогда не просил. «Сам разольет, – рассуждала она, – сам и вытрет, невелика беда».

Арни приковылял обратно. Сорочка на нем была сухая.

– Лучше бы я умер тогда, – с какой-то стариковской горечью сказал он и опустил голову на руки.

Диса зачерпнула кружкой горячую воду и залила ею траву. По бадстове поплыл пряный аромат. Протягивая брату питье, она предупредила:

– Хочешь ныть – выметайся.

У Арни не с первого раза получилось взять кружку. Он плеснул себе на колено кипятком и заайкал, затряс полой сорочки, так что Дисе пришлось подхватить посудину, чтобы он не обварился. Наконец, обхватив кружку обеими руками, мальчик уткнулся носом в отвар и прикрыл глаза, вдыхая запах. От воды поднимался белый пар, подрагивая под его дыханием.

– Строгая, – протянул он с мечтательной улыбкой. – Мне нравится. Не сюсюкаешь со мной.

Временами слова и действия Арни вызывали у Дисы оторопь, как будто из тщедушного детского тельца с ней говорил мудрец-отшельник. Слова вроде были нехитрые, а вот тон, которым он их произносил… Мальчик отхлебнул немного и медленно выдохнул. Складки у него на лбу разгладились, словно одного глотка хватило для излечения.

– Лучше? – спросила Диса, садясь рядом. Острые несуразные коленки Арни торчали из-под сорочки, а неестественно большие ступни напоминали полотна заступов. Из-за таких ног ему никакие ботинки не были впору, поэтому он вечно ходил с мозолями.

– Зачем тебе трава Браны? – Арни сделал еще глоток и внимательно уставился на Дису.

Едва придя от источника, Диса расстелила чистое полотно недалеко от очага и выложила туда сушиться свой улов. По дороге домой она сорвала еще несколько целебных трав, чтобы красный цветок на толстом стебле не привлекал лишних взглядов. Встреченные по пути кумушки, ходившие к Дисе за средством разжечь в мужчине страсть, могли узнать знакомое растение. Не раз девушка давала им толстый корень с наказом положить мужу под подушку.

– Тебе какое дело? – спросила она. – За этим цветком часто приходят, сам знаешь. Заметила его у источника, вот и выкопала.

– Вот как. – Арни запрокинул голову, глотая последние капли отвара. Кожа на шее натянулась, обозначая чуть заметный холмик в месте, где однажды будет кадык. Лицо у него высохло, и дышать он стал ровнее. – Замуж хочешь?

– Не суй свой нос, куда не просят!

Диса сама от себя не ждала такого возмущения.

Когда боль унялась, Арни стал сонным. Он залез обратно под одеяло и с облегчением выдохнул.

– А даже если хочу, что в том дурного? – Смягчившись, она укрыла брата до самого подбородка и смахнула ему волосы со лба.

– Уж не знаю, с кем ты уживешься, – пробормотал Арни, устраиваясь удобнее и прикрывая глаза. – А если уживешься, то заведешь своих детей, а меня бросишь…

– У тебя еще брат и сестра есть.

– Я для них обуза.

– Ты и для меня обуза.

Арни неожиданно приоткрыл глаза и улыбнулся совсем по-детски:

– Тогда найди себе мужа, которому я понравлюсь, – сказал он и уснул.

* * *

Едва забрезжил рассвет, Диса вынесла на улицу скамью и принялась вязать. Она с детства терпеть не могла это занятие, но поутру в пальцах проснулся вдруг такой чес, что невозможно было удержаться. Сразу после свадьбы Паудль привез молодой жене кермес, чтобы красить шерсть. Сольвейг дала немного Дисе в уплату за талисманы. Она могла бы изготовить их и сама, так что девушка подозревала, что подруга просто хотела сделать ей подарок.

Диса любила алый цвет. Шерсть для покраски у нее была. Приятно было наблюдать за тем, как кипит вода, окрашивая недавно спряденную нить. Варево было похоже на колдовскую смесь, и, если бы только нашелся слушатель, Диса пошутила бы, что в котле у нее бурлят младенцы. Наконец пряжа стала карминовой, но что из нее связать, девушка так и не придумала.

Бывает, что у тебя в руках оказывается нечто прекрасное, из чего предстоит сделать чудесную вещь, но ты никак не можешь решиться – боишься все испортить. То и дело Диса доставала пряжу из сундука, смотрела, а затем складывала обратно. Но нынче утром костяные спицы сами легли ей в руки, и петля за петлей стало появляться полотно.

Диса усердно работала несколько недель, каждый день выходя на улицу, садясь на лавку и доставая спицы. Кристин сумела бы проделать эту работу гораздо быстрее, но Дисе рукоделие всегда давалось неважно. Ее кожа от солнца становилась все темнее, а полотно кофты тем временем росло: сперва спинка, затем перед, наконец рукава. Пряжа колола пальцы. Несколько раз девушка сбивалась со счета, чертыхаясь, распускала полотно и начинала сызнова.

Она не сумела бы ответить себе на вопрос, почему ей вдруг захотелось сделать Эйрику такой подарок, и не знала, когда удастся его преподнести. Сольвейг уже вернулась со своей зубастой дочерью в Арнарбайли, где ее ждали счастливый муж и обязанности жены бонда. Бьёрн тоже присмотрел себе невесту: ее отец давал в приданое большой участок земли к северу от береговой линии и отару овец. Брат должен был вскоре привезти ее в дом, и Кристин жаловалась, что придется потесниться. Ей самой оставалось еще несколько лет до тех пор, пока и на нее начнут обращать внимание женихи.

Дни, не в пример вязанию, становились все короче, на улице холодало. Промозглые ветра с моря гнали Дису к теплу очага, но она упрямилась, чувствовала, что работу важно завершить на свежем воздухе. Однажды так засиделась, что Арни принес лампу и поставил рядом на скамью: «Чтобы ты глаза не сломала», – а сам ушел в дом, плотно прикрыв за собой дверь.

Все это время ей снились беспокойные сны, будто они с Эйриком снова в лесу, зажимают друг другу глаза ладонями, а вокруг летают стрелы. Диса просыпалась до рассвета и долго лежала в кровати, прислушиваясь к дыханию Арни. В какой-то момент там, в Саксонии, она убедила себя, что Эйрик почти что ее, что она поймала его, как кролика в силки, оставалось только снять шкурку и выпотрошить. Но когда они вернулись, преподобный попрощался с ней вежливо, но прохладно и с тех пор никогда не навещал и не писал писем. Это оказалось больнее, чем Диса думала. Сперва она ждала. Потом решила забыть – тут и Тоура пришлась кстати со своим ремеслом. Но слова Сольвейг всколыхнули в ее душе подавленные чувства: злость, обиду, растерянность.

Ей было восемнадцать лет, пора было всерьез подумать о замужестве. Позаботиться об этом должен был Бьёрн, но он и свою-то жизнь не мог толком устроить, что уж говорить о двух сестрах, которые свалились ему на голову. Диса часто пыталась представить себе своего будущего мужа. Будет ли он веселым, как пабби, или рассудительным, как Гисли? Будет смотреть на нее влюбленными глазами, как Паудль на Сольвейг, или попытается колотить, как делают сотни других мужчин со своими женами? Вдруг он испугается ее грамотности или тому, чему обучила ее Тоура? Она знала всего одного мужчину, который не испугался бы, но тот не желал больше ее видеть.