Мария Каллас - Клод Дюфрен

19.30. В ее номер доставляют обед. То же меню, что и на завтрак.

20.30. Каллас болтает со своей горничной Бруной, читает газеты, слушает диски с танцевальной музыкой. Она обожает южноамериканские мелодии. Или же она часами говорит по телефону со своими друзьями и рассказывает им все, что происходит на экране телевизора.

23 часа. Она гасит свет и засыпает со спокойной совестью».

Столь праведный и здоровый образ жизни был возможен только в отсутствие Онассиса. Если бы тот был рядом, то водил бы ее по всем ночным увеселительным местам с целеустремленностью человека, опасавшегося остаться наедине с самим собой. Нетрудно понять, что такой образ жизни не проходил бесследно для того, кто его практиковал.

Порой среди множества новых знакомых, слетавшихся, словно бабочки, на огонь и кружившихся возле Марии, встречались настоящие и искренние друзья. Два представителя этого редкого вида сыграли важную роль в жизни оперной дивы: Маджи Ван Зайлен и Панагис Верготис. С ними ее познакомил Онассис. Верготис был судовладельцем, но обладал душевной тонкостью, чего у Онассиса не было и в помине. Во время кризисов в отношениях между Ари и Марией — а кризисы происходили все чаще и чаще — Верготис старался свести к минимуму печальные последствия ссор и взаимных упреков. Похожая роль отводилась и Маджи, поддержавшей певицу в период тяжких испытаний. В высшем обществе истинная дружба встречается очень редко. В эту портретную галерею входил и Франсуа Валери, не оставивший певицу, когда наступили другие времена, а также Мишель Глотц, которому Мария искренне доверяла, что с ее стороны случалось нечасто. В число ее друзей входил музыковед и любитель оперного искусства Жак Буржуа. Даже многие годы спустя после смерти Марии он с искренней теплотой вспоминал о ней, хотя порой слишком строго судил ее: «Она отдавала себе отчет в том, что волею судьбы оказалась на вершине, не утратив при этом глубокого смирения, бывшего неотъемлемой чертой ее характера. В последние годы мы из гордости отдалились друг от друга, но я всегда думал о ней».

Жорж Претр, еще один из верных друзей Марии, дирижировал оркестром во время последних выступлений и записей певицы. Помимо преклонения перед артисткой, он восхищался Марией как женщиной.

«Когда она работала, ее нервы были на пределе, — вспоминал дирижер. — Перед представлением она не могла думать ни о чем другом. Ее начинала мучить бессонница. Ее одолевала одна и та же мысль: как превзойти саму себя? Стремление к совершенству было ее навязчивой идеей. Однако на отдыхе, когда она была в круизе с Онассисом, она забывала обо всем, что не было связано с радостью бытия».

В то время даже самый лучший в мире ангажемент не заставил бы Марию отказаться от путешествия на яхте «Кристина» в обществе любимого мужчины. Впрочем, предложения уже не сыпались как из рога изобилия, а когда они все-таки поступали, то она так долго тянула с ответом, что в большинстве случаев они оставались на стадии проектов. Парадокс заключался в том, что, когда певица Каллас начала уходить в сторону от площадки, где побивала свои рекорды, миф Каллас достиг своего зенита.

«Аристотель никогда не женится на мне. Я больше не верю этому… Возможно, он сделал бы это, когда я ушла от Баттисты, но мне не хотелось ускорять события… Вопрос чести… Моя гордость всегда вредила мне и будет вредить еще…»

Вот какое откровенное признание Мария сделала своей подруге Маджи Ван Зайлен в 1962 году. И все же, что бы она ни говорила, Мария по-прежнему надеялась, что мужчина, ради которого она жертвовала своей карьерой, все же решится когда-нибудь на такой шаг.

Почему же Онассис не хотел жениться на Марии? На этот вопрос нет точного ответа. Можно лишь отметить, что оперная дива и судовладелец преследовали разные цели. Аристотель не упускал случая похвастаться тем, что ему принадлежит такая известная и прекрасная женщина, как Каллас. Эта победа казалась ему более важной, чем приобретение новых танкеров. Он горел одним желанием — чтобы певица оставалась единственной и неповторимой примадонной, королевой оперной сцены. Вся шумиха вокруг имени Каллас безмерно льстила его мужскому самолюбию. Что до Марии, то она встретила, как ей казалось, любовь с большой буквы и наконец-то познала радости секса. Певица была готова распрощаться навсегда со славой ради того, чтобы жить полноценной жизнью. В своей эйфории она дошла до того, что захотела родить от Аристотеля ребенка. По крайней мере, она об этом не раз открыто говорила. Однако не следует принимать желаемое за действительное. В действительности роль «матери семейства» не очень-то привлекала певицу, хотя порой она вполне искренне высказывала сожаление по поводу того, что не родила ребенка.

Итак, «великие и ужасные» любовники имели диаметрально противоположные взгляды на будущее своего союза. Не следует сбрасывать со счетов и другой немаловажный фактор: дети Онассиса ненавидели Марию. И их ненависть росла по мере того, как они взрослели. «Я не люблю эту женщину! — заявил своему отцу Александр Онассис, а затем мило добавил: — Ей нужны только твои деньги. Она — интриганка!»

Мария отвечала младшему поколению Онассисов тем же. «Они невозможные! Ты слишком мягок с ними!» — настойчиво повторяла она Аристотелю. Редкие встречи Марии с детьми Ари всегда заканчивались ссорой. Поскольку в этой главе мы затрагиваем тему семейных отношений, то перенесемся на много лет вперед, чтобы обрубить крылья у одной большой газетной утки. В 1980 году в специализирующейся на сенсационных сообщениях газете под крупным заголовком вышла статья о тайной драме, разыгравшейся в жизни Каллас. В 1966 году певица якобы объявила Онассису во время пребывания на острове Скорпиос — роскошной собственности судовладельца, что она ждет от него ребенка. И будто бы Онассис настолько разгневался, что пригрозил Марии тотчас бросить ее, если она не прервет беременность, и певица с тяжелым сердцем подчинилась этому ультиматуму. Далее автор статьи уточнил, что ребенок, принесенный в жертву на алтарь любви, был мальчиком. Читателям была предложена настоящая греческая трагедия…

У меня два замечания по поводу этой статьи, написанной с целью удивить публику, которая и три года спустя после смерти дивы не утратила интерес ко всему, что касалось ее кумира. Во-первых, к тому времени Марии уже исполнилось сорок три года, а в этом возрасте беременность хоть и возможна, но не столь вероятна. Кроме того, Мария должна была находиться на позднем сроке беременности, чтобы возможно было определить пол ребенка. Возникает вопрос: почему же она так долго ждала, чтобы сообщить эту «радостную весть» Онассису, тем более что оперативное вмешательство в подобном случае представляло определенную опасность? Я провел собственное расследование — притом с большим трудом, поскольку с той поры прошло целых двадцать три года, — и пришел к выводу, что Мария, без сомнения, хотела только узнать, как Онассис отнесется к событию, которое могло бы произойти, но все же не произошло. Это была уловка влюбленной женщины, не совсем уверенной в ответных чувствах своего возлюбленного.

В течение 1961 года певица исполняла только партию Медеи, чувства которой она удивительным образом понимала. Участвовать лишь в одной опере, когда имя тебе Каллас… Отказываться от выступлений ее заставляли все чаще возникавшие проблемы с голосом, к тому же хронический синусит причинял ей физические страдания. Помимо всего прочего, Каллас постоянно пребывала в нерешительности, как витязь на распутье, не знавший, в какую сторону пойти… Продолжить профессиональную деятельность или же, напротив, оставить ее и вдоволь насладиться свободой? Эта неуверенность в завтрашнем дне мешала певице восстановить свой голос, благодаря которому она стала великой Каллас. Вот что она сама о себе говорила: «Репетировать, работать, петь, затем снова работать, репетировать, петь, и так без конца. Такова была моя жизнь с пятнадцатилетнего возраста. Однако, помимо этого, в жизни имеется еще и что-то другое».