Тайны, что мы храним - Ана Вудс

на ноги. У меня подгибались колени: я слишком долго просидела на корточках, из-за чего в ногах не осталось крови. Прошло некоторое время, прежде чем я почувствовала их вновь.

Быстро развернувшись, я побежала. Сердце бешено колотилось, а легкие горели огнем. Я забежала за первый угол и направилась к следующему. Это вообще правильный путь? Мой взгляд скользнул к земле, и я попыталась найти следы обуви, но было слишком темно, а включить фонарик я не решалась.

Интуиция говорила повернуть направо. Я бежала так быстро, как никогда. Свернув за следующий угол, я поскользнулась на мелком гравии и резко упала на землю. Камешки впились в колени, и я тут же почувствовала, как на ссадине стала собираться кровь. Было адски больно.

Послышались шаги. Голоса. Они приближались.

У меня не оставалось времени. Я начала вставать, но, поднявшись, заметила, что потеряла одну туфлю. Тихо ругаясь, я огляделась, но не смогла найти ее в темноте.

Блин, блин, блин!

В конце пути замерцал свет. Они вот-вот должны свернуть сюда, поэтому я решила поступить разумно: сняла вторую туфлю, крепко сжала ее в руке и побежала прочь, спасая свою жизнь.

31. Тристан

Я уставился на окровавленный порез на своей руке. Нос щекотал запах ржавчины. Мне стало нехорошо, а на языке появился горький привкус – привкус предательства.

У меня разрывалось сердце от того, что я обманул Хейзел. Я бы предпочел ничего ей не говорить, но не мог, так было нельзя. К тому же меня не покидала уверенность, что она уже что-то заподозрила: меня не было слишком долго, хотя я сказал, что всего лишь иду в туалет. Она умна, и наверняка давно раскусила ложь.

Один из претендентов потряс меня за плечо.

– Эй, приятель, мы сделали это! Мы – пророки!

Я улыбнулся и кивнул, хотя внутри у меня все сжалось и я бы предпочел, чтобы меня вырвало. Я не хотел этого, думая, что когда-нибудь представится возможность свергнуть пророков – до того, как придет пора присоединяться к ним, – но я ошибался, и вот теперь стоял здесь, один из них, не способный взглянуть на себя в зеркало.

Беверли освещала нам путь фонариком на телефоне. Было безумно темно, один я бы точно заблудился, особенно в таком состоянии, когда мои мысли вновь и вновь возвращались к Хейзел. Я видел перед собой ее лицо, представлял разочарование в ее глазах, случись ей узнать, что все это время я ей лгал. Я уверил ее, что помогу с поисками, сделаю все, что в моих силах, чтобы она наконец получила ответ на вопрос, что на самом деле произошло с ее сестрой той ночью.

Однако вместо этого я действовал за ее спиной, преследуя свои собственные цели. Я знал, что она никогда меня не простит, но тем не менее надеялся на это. Хейзел была для меня всем, я не мог ее потерять.

Я не хотел этого, не хотел, но раскрой я ей правду, разочаровал бы еще одного любимого человека. Не знаю, какое предательство хуже.

Беверли светила фонариком по сторонам, чтобы убедиться, что на пути нет ничего, обо что можно споткнуться. Свободной рукой она придерживала струящееся бальное платье. Когда луч фонарика упал на левую сторону изгороди, я увидел в ветвях что-то мерцающее. Нахмурившись, я направился к предмету. Остальные даже не заметили, что я от них отошел, но так даже лучше.

Бросив взгляд через плечо, я присел на корточки и схватил предмет. Когда я вытащил его, то обнаружил, что это серебристая бальная туфля. Как она сюда попала?

Я присмотрелся повнимательнее. Она показалась мне знакомой. Я не всегда акцентировал внимание именно на ногах девушек, но эта туфля…

– Ты идешь? – крикнула Беверли, и я выпрямился. Я засунул туфлю за пояс брюк и прикрыл пиджаком так, чтобы ее не было видно.

Затем вместе с остальными направился к выходу из лабиринта.

Мы решили возвращаться в зал для мероприятий по одному, чтобы никто не понял, что мы пропадали где-то вместе.

– Мне срочно нужно вернуться к девушке, пока она ничего не заподозрила, – быстро сказал я, чтобы уйти первым. Остальные не возражали, поэтому я побежал обратно в зал.

Не знаю, сколько времени уже прошло. Пятнадцать минут? Двадцать? Полчаса или больше?

Музыка становилась громче, как и шум голосов. Мне навстречу шло множество пьяных в хлам студентов. Я рывком распахнул дверь в зал и стал высматривать Хейзел. Ее не было ни у бара, ни у шведского стола, поэтому я решил пробиться сквозь толпу и поискать ее там. На танцполе ее тоже не было видно. Предположив, что она на террасе – ведь я сказал ей, что Мила там, – я встал у обогревателя и посмотрел на толпу: здесь оставалось немного студентов, но Хейзел среди них не было. Удивительно, но я нигде не видел и Милу с Шарлоттой. Они уже ушли? Неужели я отсутствовал так долго, что Хейзел подумала, что я не вернусь?

Выругавшись, я провел рукой по волосам. Все пошло не так, как я планировал. Я хотел, чтобы этот вечер стал для нас особенным: с танцами в обнимку, поцелуями и прочими приятностями. Письмо, в котором говорилось, что я должен быть в лабиринте в одиннадцать, оказалось совсем некстати.

Мой взгляд скользнул к часам: почти полночь. Неудивительно, что Хейзел ушла.

– Эй, приятель, где ты так долго пропадал? – Джош схватил меня за руку и развернул к себе. Увидев порез на моей ладони, он в ужасе распахнул глаза. – Черт, что случилось?

– Ты видел Хейзел? – спросил я, проигнорировав его вопрос.

Джош озадаченно наморщил лоб.

– Она залетела сюда минут пятнадцать назад, вся грязная, забрала Шарлотту с Милой, и они ушли. Испортила мне все планы на дьяволицу. – Он усмехнулся и шевельнул бровями.

Хмыкнув, я покачал головой. Мила скорее выцарапала бы ему глаза, чем подпустила к себе.

– А что с ней случилось? Почему она была грязная?

– Без понятия, и какая-то зареванная. Может, упала? Не успел спросить, они слишком быстро ушли.

– Вот дерьмо, – прошипел я, нащупав под пиджаком туфлю.

Хейзел, она была в лабиринте.

Я должен был догадаться. Она слишком любопытна, а я абсолютно не умею врать.

– Идем, – сказал я Джошу и рванул вперед.

– Что? Куда?

– К Хейзел.

Я снова распахнул дверь и быстро зашагал по коридорам.

– Вы поругались?

– Не совсем.

– А что тогда? Раз ты уводишь меня с вечеринки с бесплатными напитками, то, по крайней мере, объясни мне, в чем дело, – продолжал расспрашивать Джош.