Земля навылет - Алексей Гребенников

— Вот и хорошо, — улыбнулась она. — В квартире доктора Юренева сейчас должны переставлять мебель, так что дело Роджеру найдется. Он спортивный мужчина.

— Они же напьются, — пробормотал я, глядя на Ию.

— Роджеру еще надо разыскать его…

— Бедный Роджер.

— Не жалей. Он не так беден, как тебе кажется. Мы помолчали.

Доктор Бодо Иллгмар неожиданно звучно прочистил горло. Ван Арля вновь отвлекли киевляне. Ия шепнула: «Это даже хорошо, если Гомес разыщет Юренева. — Ия смешно свела брови. — Юренев здорово устает, ему надо встряхнуться. Знаешь, одно время, сразу после экспериментов Юренев брал такси и уезжал на железнодорожный вокзал».

«Подрабатывал?» — хмыкнул я.

«Оставь. Ему никогда не надо было подрабатывать. Думаю, он ездил на вокзал для того, чтобы напоминать себе о людях. Мне кажется, Юренева мучило чувство вины».

«Вины?»

Ия отвела глаза:

«Потом это кончилось. Он подрался с цыганами. Никогда не говорил, что он там не поделил с этими цыганами, но с тех пор перестал убегать от нас».

«Ваша свобода не столь уж благостна», — подумал я.

Доктор Бодо Иллгмар, отхлебнув из фужера, вдруг встал во весь рост и, раздув грудь, взял первую ноту.

Зал загудел и замер.

Сухой, тощий Иллгмар странным образом оказался преисполненным истинной страсти.

Он похотливо, по-козлиному, поглядывал на Ию, и пел.

И пел неплохо.

Но Ия шепнула: «Какая тоска…»

«О чем ты?»

«Разве ты не видишь? Мы в пещерах. Мы ничего не можем. И по слабости своей, считаем все это жизнью».

«А какой она должна быть? Мы же всегда живем только в сегодня».

«А нужно жить в завтра! В завтра!»

«Не вздумай заплакать, — шепнул я. — Говори, что хочешь, пей, даже напейся, только не вздумай заплакать. А лучше объясни, как все это у вас получается. Как можно прикурить прямо из воздуха? Ты тоже умеешь?»

«Так, кое-что… — неохотно ответила Ия, успокаиваясь. — Ты сам этому научишься. Тебе от этого не уйти». — Она напряглась, и наполовину опустошенный фужер доктора Бодо Иллгмара вдруг сам по себе развалился на две части.

Доктор Бодо Иллгмар оборвал пение и сказал по-русски:

— Какая неловкость.

Зал загудел с еще большей силой.

Доктор Бодо Иллгмар вновь впал в мрачность. Ван Арль живо беседовал сквозь решетку, разделяющую кабины, с киевлянами.

Ия взяла меня за руку.

Она хотела выговориться.

У Юренева, понял я, все началось в вагоне поезда Бийск — Томск.

Юренев возвращался с Алтая злой, стояла непроглядная ночь, залитая тусклым осенним дождем. При сумрачном свете он слышал за стеной купе женский плач, вопли ребенка и мужской голос, кроющий все матом.

Безнадежность.

Юренев лежал на верхней полке и пытался понять, как мы доходим до этого. Он чуть с ума не сошел, пытаясь понять, что мешает нам быть людьми.

Грязь, наконец, понял он.

Человек полон грязи, он не может не запачкаться среди подобных себе, а запачкавшись, чаше всего сразу сдается. Было бы славно научиться прочищать людям мозги. Прочищать в буквальном смысле. Вымывать из человека зависть, злобу, низость, униженность. Юренев страстно желал, чтобы алкаш за стеной купе заткнулся, чтобы алкаш за стеной купе раз и навсегда забыл всю гнусь, подцепленную им еще в детстве.

Юренев так желал этого, что не сразу понял: за стеной тихо.

Уснул ребенок, замолчали мужчина и женщина.

Юренев тоже уснул.

Утром, уже в городе, он специально задержался на перроне. Он хотел увидеть своих ночных попутчиков.

И не ошибся.

На перрон вышла маленькая замученная женщина. Она вынесла на руках плачущего ребенка и две вместе связанные сумки. А потом Юренев увидел мужа — плюгавого, растрепанного. Этот муж все время оглядывался, в его бегающих глазах застыла растерянность, будто он и впрямь что-то забыл в вагоне, потерял, будто его впрямь ограбили.

— Ты думаешь, этого достаточно?

Ия усмехнулась и шепнула:

— Я бы с удовольствием прочистила мозги доктору Бодо Иллгмару. Он улыбается, он любезен даже в своей мрачности, но я — то знаю, что бы он делал со мной, окажись я с ним в одной постели.

— А как быть с моими мозгами?

Ия улыбнулась:

— Они тоже засорены.

— А тот мужик из вагона? Вдруг он вообще все слова забыл?

— Ничего. Он уже давно научился новым.

— Бабилон, — пробормотал я.

— Ладно, — засмеялась Ия. — Держи себя в руках и дай мне монетку. Я позвоню из автомата.

— Юреневу?

— Да.

В настежь раскрытые окна столовой Дома ученых врывался нежный запах теплой травы. Доктор Бодо Иллгмар окончательно впал в мрачность, голландец, извинившись, пересел к киевлянам.

— Что-нибудь не так? — спросил я Ию.

— Все в норме. Минут через сорок Юренев придет в гостиницу.

Я полез за деньгами.

— Оставь. Расплачивается пусть Иллгмар.

— Его заставят выложить валюту.

— Тебе жалко? Это же для страны.

Мы рассмеялись.

Ия смотрела на меня с нежностью и благодарностью.

Я не понимал: за что? Я сказал:

— Идем.

— А твои бывшие подружки? — шепнула Ия. — Сегодня ты их не испугаешься?

Я сказал вслух:

— Нет.

Мы рассмеялись.

Выйдя из Дома ученых, Ия подняла голову.

Ночное небо усеяли яркие звезды.

Куда уплыло странное облачко?.. Куда уходит энергия туго сжатой пружины, брошенной в кислоту?..

Я хмыкнул.

Что за вопросы?

Мне ли об этом спрашивать?

— Все хорошо, — засмеялась Ия и облегченно вцепилась мне в руку.

В дверях гостиницы стоял швейцар. Увидев нас, он ничего не сказал, только выше задрал толстый подбородок: мол, можете проходить. На этаже молоденькая дежурная обрадовалась:

— Ой, вам все время звонят. Междугородняя. Женщина все плачет, говорит, вы про нее забыли.

Ия насторожилась:

— Ты кому-то давал свой телефон?

— Только Ярцеву. Наверное, ошиблись номером.