Первый кубанский («Ледяной») поход - Сергей Владимирович Волков

и штаб был спасен. Не останавливаясь ни на минуту, обоз пробегает через станицу, и к ночи армия уже за Кубанью, прикрытая рекою с тыла. Еще восемь верст перехода, и добровольцы расположились на ночлег в станице Некрасовской.

Лишь тут сказалось утомление армии от непрерывных переходов с ежедневными боями. Все повалились где стояли, и станица замерла. Не спится лишь вождям армии. Заботы гонят сон.

– Теперь ушли; счастливо вывернулись из проклятого треугольника. Дальше что? Куда идти? В горы? А кто кормить будет? Голод. Смуты. Все пропадет.

Легкий скрип двери.

– Кто там?

– Дежурный, Ваше Пр-ство. Потрудитесь выйти на минутку.

Генерал вскакивает с кровати и спешит за дежурным на крыльцо.

– Прислушайтесь, Ваше Пр-ство.

Мертвая тишина. Небо ясно, и лишь на западе темнеют какие-то облачные полосы. Но вот тучка вспыхнула, и через несколько минут как будто проворчал отдаленный раскат грома. Еще и еще раз.

– Да, несомненно, они там. Ночной бой. Разбудите командующего.

Но командующему самому не спится. Он слышит шепот и выходит на террасу.

– Что тут у вас?

– Покровский и Эрдели дерутся там.

Новая вспышка указывает место боя на юго-западе. Никто из разведчиков, тайно посланных отыскать хотя бы следы армии генерала Покровского, не вернулся. Местные жители давали показания друг другу противоположные; армия пропала, и только теперь это ночное безмолвие открыло важную тайну.

* * *

Простояв два дня в станице Некрасовской, армия отдохнула. Правда, этот отдых был относительным. С утра до вечера станица обстреливалась артиллерийским огнем из хуторов, лежащих за рекой Лабой. Но кони поели, люди отоспались, а ждать было некогда. Надо возможно скорее соединиться с екатеринодарской армией, пока она не отошла далеко или, что могло случиться, пока она не разбита и не рассеяна.

Пошли по хуторам и черкесским аулам. Утром били армию артиллерией на месте ночлега, а днем армия била красных на поле. Назавтра та же очередь. Замечательно одно: не было случая, чтобы армия не ночевала в том селении, которое было назначено приказом, отданным накануне вечером. Армия всегда была окружена со всех сторон отрядами большевиков. Но каждый день добровольцы сметали все, стоящее на их пути, много ли, мало ли было выслано им навстречу. Выдерживали подряд по два боя в день, но ночевали там, где было приказано.

Когда генералу Маркову, обыкновенно командовавшему авангардами, докладывали, что противник очень многочислен, он отвечал: «Не считай, а бей; это – рвань, а не солдаты». Не считали и били; рвались вперед и трепали во все стороны, как волки в стаде овец. Зазнались до того, что бой считался равным только тогда, когда большевики раз в пять превосходили числом; и все-таки их били, если не силой натиска, то искусным маневрированием.

Армия подвигалась быстро и часто, совершенно внезапно меняла направление. Имея мало карт, офицеры при первой возможности снимали коши предполагаемого пути с карт их счастливых владельцев; но через переход бросали эти коши – армия пошла совсем в другую сторону. Эти прыжки сбивали противника, и нигде не успевали большевики сконцентрировать такие силы, чтобы могли задавить армию просто той громадной численностью, которая была в их распоряжении.

Перейдя реку Белую в селении Царский Дар, добровольцы встретили упорное сопротивление больших сил красных, расположившихся за рекой, на возвышенности. Свернули обоз в котловине и бросились в атаку.

Но всему есть границы. Казалось, тут положен был предел и воинской доблести. Великолепные позиции, занятые противником, и численное его превосходство сломили стремительность офицерских атак. Все было послано в цепи. Конвой командующего дрался уже чуть не с начала боя. Все легко раненные офицеры и чины обоза, кто был помоложе, снимались с повозок при переходе через мост, строились и уходили в поле. Последняя защита обоза, охранная рота из инвалидов, давно уже в цепи. Несчастный обоз кроют перекрестным огнем и с фронта, и с тыла. На генерала Богаевского, бывшего с партизанами в арьергарде, также наседает упорный враг и давит превосходными силами.

К правому флангу противника подходит подкрепление с артиллерией. Шрапнели летят на обоз и с третьей стороны. Спешно работает артиллерийский парк, непрерывно отпуская патроны и снаряды нетерпеливым посланным из частей. Измученные врачи и сестры перевязывают под непрерывным огнем десятки раненых, бредущих, поддерживая друг друга, со всех сторон. Над самыми головами рвется шрапнель, и две сестры, санитар и пять раненых падают на землю, пораженные пулями. Пулеметы противника такают все громче и громче.

– Послать музыкантов, – передается приказание по обозу; и этот последний резерв армии уже использован.

Казалось – все потеряно. Но отчаянный натиск офицеров разрывает, наконец, на минуту сомкнувшееся железное кольцо, и обоз рысью устремляется в свободное пространство. Пули и шрапнели летят в него со всех сторон.

Вдруг радостное «Ура!» несется в воздухе: прискакал джигит из армии генерал Покровского; екатеринодарцы дерутся верстах в пятидесяти от армии. Недоумевающий враг приостанавливается, и победа его бесплодна. Обоз уже в станице Рязанской и, не задерживаясь, переходит через мост, оставив реку за собой.

Армия в черкесских аулах. Движение ее замедляется. На каждом шагу дорогу прерывают реки и речки, стремящиеся с предгорий Кавказа. Зыблющиеся мостики, на высоте пяти-шести сажень, ненадежны. Повозки тянутся с интервалами. Кавалерия идет прямо вброд, и только кони фыркают от брызг ледяной воды.

Дорога пошла лесами; обоз медленно движется по узкому пути; колеса вязнут в непросохшей глине. Прошли, где с боями, где беспрепятственно, аулы Габукай, Несшукай, Понежукай, Вочепший и Гатлукай. Черкесы встречают приветливо. Вход в аулы указывается белыми ленточками в знак миролюбия их жителей.

Но это миролюбие не спасло их от большевистских зверств. Скот у них угнали, сакли поразорили, даже ульи пчел уничтожили, разрубая их топорами, чтобы поскорее достать мед. Собрав в один аул цвет черкесской молодежи под видом мобилизации, «товарищи» внезапно накинулись на них и всех перебили. Эти груды изуродованных трупов черкесы показали добровольцам, они не смели хоронить их без приказа. В бешенстве сжимаются кулаки и даются клятвы не щадить этих зверей.

Черкесы молча стоят кругом; но в каждом ауле к армии присоединяются мстители за свою кровь, поклявшиеся отплатить врагам. Постепенно из черкесов была образована особая конная часть, превратившаяся впоследствии в шестисотенный черкесский полк. Черкесы были храбры и смело бросались конной атакой на врага. Но артиллерийский огонь действовал на них угнетающе, и они вначале совершенно терялись под сильным орудийным обстрелом. Потом привыкли и, в свою очередь, пугали большевиков, бросаясь на них с каким-то особо пронзительным визгом. Пощады врагу они не знали и пленных никогда не приводили.

Большим недостатком черкесов была их беспечность.