Один шаг между жизнью и смертью - Андрей Воронин
Шрифт:
Интервал:
– Убедился? – спросил у Юрия над ухом Арцыбашев.
– Убедился, – сказал Юрий. – Только это, приятель, никакой не “хвост”. У нас это называлось “язык”. Ты меня понял? Быстро намочи полотенце!
Он принял из рук встревоженного Арцыбашева мокрое холодное полотенце, махнул ему на прощанье рукой и выскочил на лестничную площадку. В шахте гудел и лязгал лифт. Юрий стремглав бросился на пятый этаж и затаился там, осторожно поглядывая вниз, на площадку перед квартирой Арцыбашева.
Вопреки его ожиданиям, лифт не остановился на четвертом этаже. На площадку пятого не выходило ни одной двери, и Юрий понял, что ошибки быть не может: в лифте ехал костлявый с приятелем, решивший для разнообразия поиграть в профессионала. Юрий улыбнулся и встал напротив дверей лифта, держа в правой руке взведенный газовый револьвер охранника, а в левой – мокрое полотенце.
Когда двери начали открываться, Юрий бросил в освещенную кабину короткий взгляд, чтобы окончательно исключить возможность ошибки, прижал к лицу полотенце, поднял ствол повыше, чтобы выпущенная с небольшого расстояния газовая струя не наделала лишних бед, и спустил курок.
Черноволосый здоровяк, кашляя и задыхаясь, попытался выбраться из моментально превратившейся в газовую камеру кабины, но Юрий коротко врезал ему ногой в промежность. Здоровяк выронил пистолет на площадку, рухнул обратно в кабину, едва не сбив с ног костлявого, и двери с характерным лязгом закрылись. Юрий выждал несколько секунд, прижав к слезящимся глазам прохладный край полотенца и стараясь дышать через раз, а затем задержал дыхание и нажал кнопку вызова лифта.
Двери распахнулись, выпустив на лестничную площадку облако невыносимо едкого смрада. Доносившиеся из запертой кабины надсадный кашель и сдавленные крики теперь стали слышны в полную силу. Юрий нырнул в этот тускло освещенный ад, схватил за волосы костлявого, которого обильно рвало на все четыре стороны, и рывком выбросил из кабины. После этого он направил револьвер в угол лифта и нажимал на курок до тех пор, пока барабан не опустел. Двери закрылись. Юрий отбросил револьвер, снова схватил за волосы корчившегося на полу костлявого и поволок его за собой, как мешок с костями. Он остановился всего один раз, чтобы отобрать у пленника оружие – тяжелый вороненый “ТТ”. Примерно на полпути к первому этажу костлявый перестал хрипеть и стонать.
Юрий без лишних церемоний распахнул дверь подъезда его головой, протащил пленника через тротуар, подвел его к джипу, врезал свободной рукой в солнечное сплетение, заставив тяжело упасть на колени, нащупал в кармане ключ, отпер машину и забросил обмякшее тело в салон. Затем он уселся за руль, краем глаза заметив, что несколько человек на безопасном расстоянии наблюдали за происходящим, запустил двигатель и рванул с места так, что завизжали покрышки.
* * *
Когда костлявый перестал хрипеть и корчиться и уселся более или менее прямо, Юрий резко свернул к обочине и ударил по тормозам, заставив своего пленника с размаху ткнуться головой в стекло. Он так и остался сидеть, уткнувшись лбом в переднюю панель, но Юрий не собирался предоставлять ему время для отдыха. Он снова схватил костлявого за волосы и рывком заставил сесть прямо.
– Ну.., хватит уже, – с некоторым усилием выговорил костлявый. – Не увлекайся, инкассатор.
Вместо ответа Юрий ударил его по лицу тыльной стороной ладони, разбив губы. При этом его передернуло от отвращения: губы у костлявого были безвольные, холодные и липкие от слюны и рвоты, и сквозь их податливую плоть Юрий ощутил крупные твердые зубы.
Удар отбросил костлявого на спинку сиденья, темная кровь побежала по подбородку.
– Уймись, скотина, – невнятно пробормотал он. – У меня сердце…
– Че-го-о?! Сердце? Кто бы мог подумать! – с иронией воскликнул Юрий.
– Уймись, говорю, – повторил костлявый. Он полез дрожащей перепачканной рукой во внутренний карман пиджака, и в висок ему немедленно уперся твердый и холодный ствол “маузера”. Костлявый покосился на Юрия, как на последнего идиота, вынул из кармана клетчатый носовой платок и принялся вытирать подбородок и губы, осторожно прикладывая к ним ткань, которая сразу покрылась темно-красными пятнами. Юрий испытывал сильнейшее искушение нажать на спуск. Такое было с ним впервые в жизни: на войне он убивал в силу необходимости, и чаще всего те, кого он убивал, находились на приличном расстоянии и больше напоминали движущиеся мишени, чем конкретных живых людей. Они были врагами, и он ненавидел их всех вместе, скопом, но этого ему хотелось разорвать в клочья – именно этого, именно здесь и сейчас.
– Короче, – сказал Юрий, убирая “маузер” и снова запуская двигатель, – куда поедем? Учти, от правильного ответа многое зависит.
– Что именно? – спросил костлявый сквозь прижатый к разбитому рту платок.
Юрий снова посмотрел на него, и костлявый ответил ему прямым, почти насмешливым взглядом. Это было так странно, что Юрий немного растерялся.
– Твоя жизнь, например, – угрюмо буркнул он.
– Ладно, – сказал костлявый, – поехали.
– Куда?
– Пока что прямо. Надо поговорить, Юрий Алексеевич.
Обращение по имени-отчеству было настолько неожиданным, что Юрий невольно вздрогнул. Он снова посмотрел на костлявого, и костлявый ответил ему окровавленной улыбкой. Юрий даже испугался, что его “язык” ненароком сошел с ума. Если так, то толку от него теперь не добьешься.
Джип тронулся и неторопливо покатился по прямому, как стрела, проспекту, застроенному огромными циклопическими сооружениями. В ту пору, подумал Юрий, любили и умели строить так, чтобы здания были мощными, а дороги широченными и прямыми. Невелика хитрость, подумал он, пробираясь в третий ряд и увеличивая скорость. Рабочей силы было сколько угодно, а главное, даром.
Он тряхнул головой, отгоняя неуместные мысли.
– Ну, – сказал он, – ты хотел говорить. Говори. И начни с того, куда вы упрятали Алену.
– Какую Алену? Ах, Арцыбашеву… А тебе-то что до нее?
Юрий повернул голову и окинул пленника тяжелым взглядом.
– Не твое собачье дело. Где она?
– Да у Графа. Где ж ей еще быть-то… Но…
– У какого Графа?
– А вот это не твое собачье дело, – мстительно сказал костлявый. – И кто ты такой, что во все влезаешь и все портишь?
Юрий хотел врезать ему еще разок, но сдержался. Костлявый, похоже, уловил его желание, потому что вдруг беспокойно заерзал и отодвинулся к самой дверце. Это движение кое о чем напомнило Юрию, и он, спохватившись, запер центральный замок.
– Поверни налево, – скомандовал костлявый. – Остановись. Я понимаю, что ты торопишься, но поговорить действительно надо.
Юрий остановил машину.
– Слушай, ты, рожа, – сказал он, – мне с тобой разговаривать не о чем. Хочешь жить – показывай дорогу к своему Графу. Не хочешь – неволить не стану. Твой дружок, наверное, до сих пор в лифте отдыхает, так что выбор у меня пока что есть.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!