Конец лета - Андерс де ла Мотт

Мы задушили нашу любовь, убили то, что было в нас самого прекрасного. Может, перестаралась я, может – недостаточно старался ты. А может, она была обречена на смерть с самого начала.

Но я знаю: всему свое время, и вот это время пришло.

Пришло время нам пожать то, что мы когда-то посеяли.

Они поехали к отцу Лидии и заказали по большой пицце. Ни один из них не доел свою, хотя оба здорово проголодались. Они сегодня мало разговаривали друг с другом, разве что о вещах чисто практических: где лучше поесть, что именно заказать. Держались безопасных тем.

– То, что произошло вчера… – начала Вероника. Исак поднял глаза (синяк, оставшийся от ее кулака, по краям уже начал желтеть), пожал плечами:

– Вчера было вчера.

Он улыбнулся, и Вероника поняла, что ей все равно нравится его улыбка, хотя он и врал ей, и манипулировал ею.

– Значит, вот где Сейлор проводил время, – сказал он. – Это потому, что в поселке его не хотели видеть? Потому, что все думали, будто он замешан в похищении?

– Угу. – Вероника отпила колы.

Исак несколько секунд молчал.

– Как по-твоему, что случилось на самом деле? С Билли? Ты теперь знаешь, что я… – Он оборвал себя на полуслове, словно раскаиваясь, что заговорил об этом.

Вероника поставила стакан. Никакого желания отвечать у нее не было, но Исак имел право задать этот вопрос. Ей бы тоже хотелось узнать ответ на него, не в последнюю очередь – ради самой себя. И правда, так что же случилось тем летом?

Она прикинула, можно ли доверять Исаку; выходило, что все-таки можно. Вчерашняя ночь словно обнулила их отношения. К тому же в ее выводах не было ничего сверхсекретного.

– Самое простое объяснение вот какое, – сказала она. – Томми Роот похитил Билли, чтобы вынудить дядю Харальда заплатить выкуп. Однако же он где-то просчитался, и Билли умер. После этого Роот покинул страну. Подался в моряки, да так и не вернулся.

Исак наморщил лоб – кажется, он не вполне удовлетворился ответом.

– Звучит вроде бы логично. Однако кое-что не дает мне покоя.

– А конкретнее?

– Томми Роот бросил семью – жену и двоих детей. И после этого якобы ни разу не написал им, не позвонил. Он действительно был из людей, способных на такое?

Вероника вытерла рот дешевой бумажной салфеткой.

– Похоже на то.

– Тогда почему он не удрал раньше? Еще когда предыдущей осенью лишился возможности охотиться и понял, что не сможет ни содержать хозяйство, ни прокормить семью? Зачем совершать тяжкое преступление ради денег, если на семью тебе наплевать?

– Ну, может, деньги ему понадобились как раз для побега.

– Не верю. – Исак покачал головой. – Да, Роота здесь не любили, но он, кажется, все-таки заботился о семье. Тогда почему он бросил жену и детей на произвол судьбы?

– Почему люди делают то или это? Твой приемный отец, например, тоже оставил семью.

– Верно. – Исак чуть подался вперед. – Но он продолжал содержать нас. И звонил время от времени, на дни рождения, на Рождество… Он не исчез бесследно.

Вероника посмотрела на Исака. Что-то в выражении его лица ей не нравилось. Слегка тревожило.

– Мы явно не сможем залезть ему в голову. – Вероника посмотрела на стенные часы. – Надо выдвигаться. У тебя скоро автобус.

Она позаимствовала у Патрика большой зеленый пикап, с виду совершенно новый. Передача-автомат, кнопки, реле-регуляторы. Экран, встроенный в приборную доску, на всякий случай (вдруг она сама этого не заметит?) показывал, что она находится на автобусной станции Рефтинге.

Вероника поставила машину в парковочный квадрат и заглушила мотор. Порылась в кармане и протянула Исаку две пятисотки из денег дяди Харальда.

– Вот.

– Нет, ты и так уже заплатила за мой билет. Я обойдусь.

– Не дури. Возьми.

Исак поколебался еще пару секунд, потом смущенно сунул деньги в карман джинсов.

– Ну что же. Пока!

Он вылез из машины, закурил. Беспечно забросил сумку на плечо и зашагал к желтому автобусу. У ступенек обернулся и помахал.

Вероника еще посидела в машине; чувство, которое пришло к ней в пиццерии, теперь окрепло. Но лишь когда автобус скрылся за углом, оно облеклось в слова. Исак что-то утаил от нее, что-то такое, о чем он очень не хочет рассказывать. Наверное, о том, как он влез к ней в квартиру, а потом еще и к ее отцу в розарий. Во всяком случае, такое объяснение казалось логичным. И все же Вероника никак не могла убедить себя в этом. Ей вспомнились слова Монсона о том, что в головоломке не хватает нескольких важных деталей. Вероника не могла избавиться от мысли, что одна из них припрятана в рукаве у Исака.

На въезде во двор дяди Харальда ей встретился полицейский джип Маттиаса. Брат остановил машину вровень с ее и опустил окошко.

– Я слышал, что случилось ночью. С тобой все в порядке? – Голос был сухим, служебным. – Совершенно.

– Хорошо. Тебе что-нибудь нужно?

– Да нет. Дядя Харальд помог.

Настало странное молчание. Слышно было только, как урчат моторы. – Кстати, зачем приезжал? – Она кивнула на двор. – Да так, поговорить с дядей. – О ветровых электростанциях?..

Маттиас фыркнул, покачал головой. – Хорошо, что с тобой все в порядке. Ну, мне пора … – Стекло окошка поползло вверх. – Увидимся завтра вечером, – крикнула ему Вероника. Маттиас в ответ невесело улыбнулся.

Народный парк был построен в начале 1900-х годов. Летний театр, ротонда для танцев и банкетный зал. Август Пальм[12] когда-то учился здесь произносить речи, но свидетелей тому среди местных жителей уже не осталось.

Дядя Харальд не поскупился. Большую площадку украшали сотни разноцветных фонариков. Лотерейную стойку переделали под уличный бар; два бармена в белых куртках смешивали коктейли. Возле тира разливали вино и пиво, и очереди туда выстроились немалые. Вечер был теплым – лето еще держалось в воздухе. Прогноз погоды обещал грозу, но дальше легкой духоты дело пока не шло. Высоко в безоблачном небе светила луна; неестественно большая, она казалась частью праздничного реквизита.

Пять уличных грилей, возле каждого – по потному повару, испускали в августовский вечер аппетитный дымок. В зеленом театре играл джаз-банд, который после ужина сменился эстрадным оркестром. И не какой-нибудь местной самодеятельностью, а знаменитым ансамблем, который иногда показывают по телевизору. И везде, на всех мало-мальски заметных местах, красовались зеленые наклейки, сообщавшие, кто платит за сегодняшнее празднество.