Последний романтик - Тара Конклин

Но Гэри Лайтфут не нашел Луну. После четырех месяцев он объявил, что Луна Эрнандес почти наверняка мертва.

Мы с Кэролайн встретились с ним в его маленьком офисе в Бруклине. Дождь бил в единственное окно Гэри, которое тряслось и постукивало от ветра. Комната казалась меньше и обшарпаннее, чем я помнила.

– Вы почти уверены, что она мертва? – переспросила Кэролайн. Она уже заплатила ему шестнадцать тысяч долларов.

Гэри объяснил, что не нашел никаких следов платежей по кредитной карте, аренды или покупки машины. Поиск в интернете не дал ничего. Последний известный адрес Луны и ее матери ничем не помог, так же как и национальные базы данных.

– Она натурализованная гражданка, но она никогда не получала номер социального страхования, – сказал Гэри. Он не нашел свидетельства о смерти, но это мало что значило. В США умирают тысячи людей каждый год, и никто не идентифицирует их, у них нет близких, которые могли бы их опознать, их тела сжигают, пепел ссыпают в море. – И это только те, кого нашли! – воскликнул Гэри. – Представьте, сколько людей остаются там, где умерли. Эти люди просто исчезают.

Я подумала, что он сказал это слишком уж выразительно.

– Луна пропала без вести, – заключил он, резко махая согнутой в ковшик ладонью.

– Но это мы и так знали, – сказала Кэролайн. – Именно поэтому мы вас и наняли.

Внезапный проблеск солнца ворвался в залитое дождем окно, осветив бумаги и книги на столе Гэри. «Рэймонд Чандлер. "Избранное", – прочла я на одном из корешков. – "Анализ отпечатков пальцев для начинающих"», – на другом. Я почувствовала смутную ответственность за всю эту ситуацию, но это ощущение было слабым и неявным. Гэри сделал лучшее, на что был способен. Стоило только посмотреть на его костюм, белый воротничок и накрахмаленные манжеты рубашки. Послушать его медовый льющийся голос.

– Ну, – пожал плечами Гэри, – мертвая и пропавшая без вести – это примерно одно и то же. Я не волшебник, миссис Даффи.

На улице Кэролайн обернулась на меня. У нас не было зонтов, только пальто. Я дрожала. Дождь прилепил волосы Кэролайн к голове, они потемнели и стекали коричневым потоком ей на плечи и грудь. Ее глаза сверкали.

– Фиона. Что это было? – Она ткнула пальцем в направлении здания Гэри Лайтфута. – Почему ты не нашла никого получше? Это все, что тебя просили сделать. Всего-то. Я просила тебя найти кого-нибудь, кто сможет помочь. Ты все равно больше ничего не делаешь. Ты кое-как ходишь на работу, ты даже больше ничего не пишешь. У тебя полно времени. Я заплатила этому уроду так много денег. Так много! Мы с Натаном с трудом можем себе это позволить. И ради чего? – Она на секунду замолчала, но я даже не успела сформулировать свой ответ. – Ты всегда имеешь какие-то преимущества, всегда используешь меня, – продолжила Кэролайн. – Используешь всех нас, меня, Рене, клянчишь деньги, еду в шикарных ресторанах или просто какую-то помощь. И Джо. Ты и Джо использовала. Почему у тебя нет своей жизни? Почему у тебя нет никаких отношений? Почему ты всегда говоришь, что ненавидишь свою работу, но не ищешь другую? Да, конечно, Фиона, ты младшая, но тебе уже тридцать! У тебя все несерьезно! Все только игра. И зачем ты делала вид, что знаешь, что происходит с Джо? Зачем ты наврала мне в тот день перед его помолвкой? Почему сказала, что он в порядке? Что ему не нужна никакая помощь? Может быть, мы бы с Рене… Может быть, мы помогли бы ему. Может быть…

Кэролайн замолчала. Она потрясла головой и посмотрела на меня сквозь потоки дождя.

– Каро, ну прости… – сказала я. – Я думала…

– Что ты думала, Фиона? Ну что? Что этот детектив симпатичный? Что он может тебя трахнуть?

– Нет. – Я понимала, что Кэролайн расстроена; она была сердита, она не осознавала, что говорит. – Я думала, он сможет нам помочь.

– Этот несуразный придурок?

– Я думала, все может быть нормально.

– Все ненормально. И никогда не будет нормально.

Дождь проникал под мое пальто, тек по плечам и спине. Я ощущала его, как пятно, как плесень.

– Кэролайн… – начала я и остановилась.

Кэролайн в последний раз помотала головой, а потом повернулась и очень быстро пошла от меня по тротуару. Через квартал она поймала такси и нырнула в него.

Я стояла на мокром тротуаре, думая, что Кэролайн сейчас вернется. Мы приехали вместе; ее машина стояла возле моего дома, но – нет. Моя сестра уехала.

* * *

Мы не виделись и не общались с Кэролайн еще пять лет. Она не отвечала на мои звонки и письма. С Рене я тоже практически не разговаривала. Она была занята, путешествовала, всегда вне зоны действия телефона, или забывала, или ей было неинтересно, и я тоже не предпринимала специальных усилий, чтобы найти ее. Только Нони рассказывала мне о сестрах. Рене с Джонатаном побывали в Индии, Венесуэле, Заире. Работы Джонатана начали появляться в журналах по дизайну. Мадонна заказала у него кресло; Роберт Де Ниро – шестиметровый обеденный стол. Кэролайн поживает так себе; Натан очень много работает; с детьми все отлично. Нони поставляла информацию кратко и прямо, воздерживаясь от советов или оценок, докладывая лишь факты перемещения сестер и их состояния, как будто мы говорили о погоде. Я воспринимала информацию в том же ключе. Я не выдавала в ответ эмоций или вопросов, только воспринимала факты.

В этот период я считала себя внутренним бродягой. Я находилась не в каком-то конкретном месте, над которым у меня был бы внешний контроль – например, перекрасить кухню или снести стену, – но в беспокойном состоянии, которое не менялось в зависимости от того, что я делала, куда ездила. Я не жила в Квинсе, Нью-Йорк, с постоянно меняющимися полубезработными соседями. Кэролайн не жила в Коннектикуте со своей семьей и домашними животными. Рене не лечила пациентов в Чьяпас, пока квартирант поливал ее цветы и получал почту в Нью-Йорке. Все мы болтались в каком-то безвоздушном пространстве без нашего брата. Каждая смотрела на тот же самый горизонт, который не казался ни ближе, ни дальше, но лишь очерчивал бесконечное пространство нашего одиночества. Вокруг нас толпились друзья и домашние, но каждая из нас находилась в пространстве своего одиночества. Казалось, что забота, которую мы проявляли друг к другу в детстве, вдруг оказалась ненужной, порочной, испещренной дырами. Теперь мы избегали любого общения, которое напомнило бы нам о том, чем мы когда-то себя считали.

Я продолжала поиски Луны. По-своему мы все это делали. Даже Рене. Мы искали Луну, как ищут себя, тех людей, которыми мы вынуждены были стать.

Одним субботним утром я села на поезд в Лонг-Айленд-Сити, сделала пересадку на «Корт-Сквер», на метро доехала до Бед-Стай в Бруклине и вышла на Бедфорд-авеню в тихую суету раннего утра. Последний серьезный шторм был две недели назад, перед некоторыми дверьми и возле брошенных машин еще лежали обледеневшие кучи серого снега. Было холодно, сухой, колючий мороз обжигал губы и заставлял слезиться глаза. Шел 2008 год, два года после трагедии с Джо, и год с тех пор, как я в последний раз разговаривала с кем-то из сестер. Шла война в Ираке, кандидаты в президенты боролись на первичных выборах по штатам, но я больше не следила за новостями. Все мировые события, включая изменения климата, происходили где-то еще.