Как в первый раз - Карли Филлипс

Ари покачала головой, как бы говоря, что не верит его словам. Как он может различать обе ее части и принимать их, если она сама не в состоянии сделать ни того ни другого? Как он может говорить, что понимает ее, если она сама себя не понимает?

Она заставила замолчать свой внутренний голос, который просил ее послушать Куинна и свое сердце. Но если она примет в себе Ари, то ей придется отказаться от тех пяти лет, которые она провела в Вермонте, от своих друзей, от уклада жизни, в корне отличающегося от образа жизни ее семьи. Ари потратила столько времени и сил, чтобы стать человеком, не похожим на ее прежнее окружение, и вот теперь Куинн предлагал вернуться в прошлое, отказавшись от всех своих завоеваний.

Разумеется, эта возможная перемена вызывала в ней страх. И он порождался не столько тем, что на многое в своих родителях Ари стала смотреть по-другому и увидела их в истинном свете, сколько тем, что они могли увидеть ее настоящую. Она боялась, что даже при огромном старании вписаться в свою семью ей не удастся это сделать. И куда в таком случае это заведет ее?

— Мне пора. — Ари повернулась и хотела уйти, но Куинн остановил ее, положив руку на плечо.

— Если я для тебя что-то значу, не убегай от меня.

Она посмотрела на него, по телу пробежала дрожь.

— Я не убегаю от тебя. Я просто стараюсь быть реалистом. Я не хочу, чтобы ты разочаровался во мне позже, когда ты узнаешь меня настоящую. — На глаза навернулись слезы, и Ари почувствовала себя неловко. — Прости.

— Мне не за что тебя прощать. Но ты должна знать, что мне нравится красавица со множеством лиц и я готов провести с ней всю свою жизнь, изучая каждую ее сторону. И еще — я никогда не считал тебя трусихой.

«Значит, ты ошибался, детектив Донован», — подумала Ари. Затем она повернулась и побежала к выходу.

Вполне возможно, что нервозность, последнее время появившаяся в поведении Коннора, объяснялась тем фактом, что он подал просьбу о переводе его на другую работу, а может быть, это было следствием не совсем определенных отношений с Марией. Но так или иначе, Коннор не находил себе места. Он даже приехал поделиться своими проблемами к Куинну, который уже перебрался в дом на берегу океана. Куинн и сам пребывал в довольно мрачном настроении и ничем не мог помочь другу. Пока Куинн сидел в кресле и безмолвно наблюдал за плывущими по небу облаками, Коннор ходил по комнате из угла в угол.

— Я ничего не понимаю в женщинах, — возмущался Коннор. — Они все требуют от тебя честности и верности, а когда ты даешь им это, они тут же отказываются иметь с тобой дело. — Он поморщился, сразу вспомнив свой последний разговор с Марией, который состоялся после ареста Деймона.

— Нашел у кого спрашивать…

— Мария неделями пытала меня, требовала, чтобы я рассказал ей о себе всю правду. Пока мы работали над делом, мне не хотелось ничего ей говорить. Она все приставала: «Поговори со мной». А я не мог, и все тут.

Куинн положил ноги на стол и откинулся на спинку кресла.

— Все дело в нашей работе. Из-за нее в отношениях с женщинами постоянно возникает хаос.

— Нет, не совсем так. Операция завершилась, и я дал Марии то, что она так хотела. Я сказал ей, что уже много лет проработал тайным агентом и что теперь хочу перевестись на другую работу. Думаешь, это известие осчастливило ее? — Коннор яростно поскреб затылок.

Он был уверен, что Мария от его откровенности придет в восторг. Большинству женщин не нравится иметь дело с мужчинами, жизнь которых окутана тайной. И Коннор счел уместным открыть Марии свой секрет, а потом рассказать о переводе на другую работу, где он будет избавлен от ежечасного напряжения и постоянной лжи.

Куинн проворчал в ответ что-то невразумительное, и Коннор продолжил:

— Но она этому не обрадовалась. Ей, оказывается, нравилось, что я работал простым барменом. А теперь, видите ли, ей придется привыкать ко мне снова, и она не уверена, что это у нее получится. — Коннор снова затряс головой, и Куинн отметил про себя, что в последнее время это уже вошло у его друга в привычку. — Ты хоть что-нибудь понимаешь? — спросил Коннор.

— Нет, — ответил Куинн, не поднимая головы и продолжая любоваться океанским пейзажем.

Но Коннора такая реакция, похоже, вполне устроила. Ему хотелось выговориться, и Куинн был единственным, кто мог притвориться, что слушает его.

— Мне кажется, что она просто испугалась, — наконец сделал вывод Куинн.

Коннор вдруг остановился, его голова дернулась. Очевидно, замечание Куинна навело его на определенные мысли, и ему захотелось, чтобы друг высказался по этому вопросу поподробнее.

— Что ты хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что она боится определенности. И знаешь почему? — Куинн продолжил развивать свою идею, не дав Коннору вставить ни слова. — Потому что если она признается в любви, ей придется признаться во всех своих грехах и рассказать тебе обо всех своих недостатках.

Черт, подумал Коннор. Но кто тут говорил о любви? Впрочем, теперь Коннору стало кое-что понятно в поведении Марии, и он был готов обдумать эту идею.

Без сомнения, Марии будет нетрудно рассказать ему все о своей жизни. Ведь, собственно говоря, она начала делать это, познакомив его со своим сыном. Мария хотела, чтобы их отношения начались именно с этого. И Коннор принял такое положение вещей. Более того, он уже давно понял, что полюбил Марию и ее сына, ему понравилась и их простая жизнь. Он даже начал предаваться мечтам о семейном счастье.

Сначала Коннор боялся, что не выдержит подобного общения и сбежит от Марии с ее сыном, как когда-то от него самого сбежал отец. Но потом эти страхи прошли. Постепенно Коннор пришел к выводу о правильности своего шага. Ему самому пришлось провести довольно много времени в приюте, и он, как никто другой, хорошо понимал, что такое одиночество и каково это, когда тебя оставляют. Чем больше времени Коннор проводил с Марией, тем лучше он себя чувствовал и тем проще ему было отказаться от того образа жизни, который он вел прежде. Ему нравилось отдавать. Ему нравилось смотреть на Джои, когда тот с сияющими глазами ловил брошенный ему мяч. И Коннору хотелось большего.

Но как только он завел разговор о том, чтобы перейти к более серьезным отношениям, Мария вдруг нашла лазейку, чтобы сбежать от него.

Черт возьми, Куинн все-таки прав.

— Ты прав, парень. Мария испугалась.

Куинн посмотрел на друга так, как будто тот сошел с ума.

— При чем тут Мария? — удивился он. — Я говорил об Ари.

Коннор вдруг залился смехом. Кажется, они оба заплутали в своих мыслях.

— Но ведь они обе женщины, так какая разница?

Куинн тоже рассмеялся. Впервые за эту ночь.

— Пожалуй, никакой.

Но как бы то ни было, Коннор получил подсказку, как вести себя с Марией дальше, как бороться с ее страхами и чувством незащищенности. Многие вещи ему были понятны, так как и у него имелись сходные проблемы. Коннор считал, что у него еще есть время уладить с Марией все вопросы. Пока она мыслила как рациональное существо, а не как… женщина.