Счастье - Зульфю Ливанели

Потом добавил: «Такова была судьба богомила».

И что дальше?

«Дальше» не было. На ум не приходило ни одного слова, никакой идеи. Не писалось. Он еще несколько раз прочел понравившееся ему первое предложение. Без сомнения, начатая таким образом книга может заинтересовать, однако как продолжать? Чтобы написать книгу, тысячи слов должны бить ключом, низвергаться водопадом. Может быть, у него нет таланта рассказчика?..

Профессор думал о сильном ветре, начавшемся неожиданно посреди дня, который раскачивал судно, как зыбку.

Потом он отбросил эти мысли; на данный момент жизненно важным было найти поблизости спокойную бухту, чтобы уберечь и себя, и яхту. Он не мог рисковать из-за больного колена.

Открыв книгу Хейкеля, он определил свое местонахождение и увидел, что совсем рядом есть заманчивая бухта, в которой можно провести ночь. Ее и бухтой-то в прямом смысле слова нельзя было назвать: как было показано на карте, море, извиваясь, словно река, врезалось здесь в береговую часть суши. В бухты, подобные рекам, разумнее заходить при дневном освещении, но Профессору это было неизвестно. Пока он пытался продвинуться дальше первого предложения будущей книги, уже наступил вечер.

Когда он, включив двигатель, входил в устье залива, уже основательно стемнело. Стояла безлунная ночь, ничего не было видно. Профессор весь обратился во внимание, впереди предстоял сложный участок. Карта показывала, что здесь опасные мели. Он смотрел на эхолот, меняя направление, если цифры начинали снижаться. Под днищем яхты располагался крупный фальшкиль.

Внезапные повороты и изгибы все учащались, словно он шел по реке, вгрызаясь в сушу. Чтобы лучше видеть все вокруг, он включил прожектор, это и в самом деле оказалось очень полезным. Он освещал берега и воду перед носом яхты, обеспечивая хоть какую-то видимость.

Ветер, бушевавший снаружи, в бухте совершенно утих. Продвигаясь очень медленно и осторожно, через какое-то время он понял, что зашел в самую глубину бухты, потому что впереди из темноты, словно огромная пирамида, вырос холм. Волшебное это было место, не похожее ни на одну бухту, в которых он побывал прежде! Профессор вздрогнул, охваченный волнением, он не понимал, что происходит. Он поплыл прямо перед холмом. Так или иначе, должно же там быть место, где можно бросить якорь! А может, спокойнее будет, если он пришвартуется к одному из деревьев?

Стоял полный штиль, казалось, остров так близко, что его можно коснуться рукой.

Профессор тщательно осматривал берег, и вдруг… Он едва не умер от страха: в безлюдном, забытом богом месте на него вдруг начали орать:

– Эй, земеля! Туши свет, туши свет!

Это был грубый мужской голос, он звучал с угрозой. Мужчина требовал погасить свет таким тоном, словно если распоряжение не будет выполнено, то по яхте будет открыт огонь. Не понимая, что происходит, Ирфан выключил прожектор. Все вокруг погрузилось в кромешную тьму.

Кто эти люди на берегу? Сколько их?

Профессор не понимал, почему они набросились на него, требуя выключить прожектор.

Он бросил якорь, вздрогнув от лязга цепи, и подумал: «Лучше бы я вообще сюда не заходил. Неспокойная бухта, гораздо правильнее было бы сказать – зловещая река…» Ему на память пришел фильм «Река невозврата». Остров казался волшебнейшим из берегов, принесшим на голову Одиссея тысячу и одно несчастье…

Остановившись, он некоторое время сидел неподвижно в темноте. Быть может, если и газовую лампу зажечь, на него разозлятся? При свете ручного фонарика он приготовил себе виски и, глядя на холм, возвышающийся во тьме как пирамида Хеопса, выпил. В бухте не было других судов. Если бы они были, виднелись бы хоть какие-то огоньки, слышались бы звуки.

Однако стояла полная тишина.

Вдруг послышался легкий плеск воды, словно кто-то греб веслом. Чуть позже он понял, что не ошибся, потому что с лодки, подплывшей к яхте, его окликнул мужской голос:

– Ас-салям алейкум!

У Профессора уже сил не было реагировать на все, свалившееся ему на голову этим вечером. А тут нате вам – в довершение ко всему незнакомый человек совершенно внезапно обращается к нему с религиозным приветствием! Гость был явно не моряк.

Профессор посветил ручным фонариком: в лодке сидел рослый молодой человек. Скуластое лицо, очень худой, но явно физически сильный. Профессору ничего не оставалось, как пригласить парня на яхту. Пришвартовав лодку, молодой человек живо взобрался на палубу.

– Вы уж простите, – сказал он. – Здесь – рыбная ферма. Морской окунь и дорада в садках. Они приходят в беспокойство от света, начинают биться друг о друга и погибают. Нас строго-настрого предупредили: верхние прожектора не включать.

Поняв, в чем дело, Профессор немного успокоился и спросил, где именно находится рыбная ферма.

– В той стороне, – молодой человек показал на берег, оставшийся слева. – Мы тоже там, на берегу, остановились в сторожке. Из-за деревьев вы не сможете увидеть свет нашей керосиновой лампы.

– Понятно. А такой свет рыбе не вредит? – поинтересовался Профессор.

– Нет, и, если вы здесь лампу зажжете, тоже ничего не будет. Только от верхнего прожектора может быть вред, да еще от шума. И если ковшом вычерпывать рыбу, тоже плохо. Те, которые уцелеют, покрываются белыми пятнами. И погибают от огорчения.

– Надо же, насколько чувствительная рыба!

– Да, правда! Мы тоже только учимся. Если вы останетесь здесь до завтра, я вам покажу.

Профессор представился, в ответ на это парень протянул костлявую ладонь и пожал ему руку, назвавшись Джемалем. Профессор почувствовал необычайную жесткость и большую силу руки молодого человека. Он хотел угостить его выпивкой, однако Джемаль отказался, объяснив, что совсем не пьет. Потом произнес:

– Мне надо возвращаться. Со мной девушка, она боится змей.

Ночью, поразмыслив о рыбах, впадающих в депрессию, Профессор написал еще несколько предложений о богомиле, а потом, чтобы загасить свое возбуждение, допил оставшиеся полбутылки «Джека Дэниэлса», решив, что ничего страшного в этом нет.

На следующее утро его разбудили острые, как бритва, солнечные лучи, он осмотрелся вокруг и понял: колдовство ночной сказки исчезло. Гомеровы призраки покинули бухту.

Перед ним расстилался захватывающей красоты залив – изумрудно-голубая вода и холм, до самой кромки морского берега покрытый сосновым лесом. Корни некоторых деревьев забурились прямо в море. На берегу, там, где показал Джемаль, и в самом деле виднелись буйки рыбной фермы.

Чтобы избежать опасности солнечного облучения, чувствительные, изнеженные рыбы сейчас, должно быть, погрузились в глубокий сон…

Профессор не хотел покидать залив; при дневном свете он казался таким спокойным, а лазоревый цвет моря настолько изменил бухту, что захотелось провести здесь несколько дней, чтобы сосредоточиться над книгой.