Древние империи Центральной Азии. Скифы и гунны в мировой истории - Уильям М. Макговерн

Но если в течение рассматриваемого нами периода китайцам удавалось держать гуннов на положении вассалов и господствовать над местными кашгарскими царствами, то их дела в других частях Центральной Азии не всегда были столь же успешными. Во-первых, следует заметить, что в течение этого периода Китай потерял контроль над своими территориями в Южной Маньчжурии и Северной Корее. Эта территория, которую прежде занимало царство Чаосянь (Чосон), была аннексирована китайцами в 108 г. до н. э., так что она была частью Поднебесной империи более семи десятилетий. Ее потеря для Китая была вызвана усилением независимого царства Когурё, от которого мы получили знакомое нам название Корея. Кстати, можно добавить, что это царство просуществовало до 688 г. н. э., и за все это время Китай никогда не имел над ним реальной власти.

Как ни странно, утрата этой территории очень мало расстроила китайские власти. На самом деле китайские историки тех времен почти не упоминают это важное событие безусловно в значительной степени потому, что правители Когурё продолжали называть себя вассалами Поднебесной империи. В любом случае этот регион был изначально завоеван китайцами, чтобы окружить гуннов, и теперь, когда гунны больше не представляли опасности, прямое управление этим регионом утратило свою первоначальную стратегическую значимость.

Гораздо более важным с китайской точки зрения были постоянные волнения на западе среди усуней Джунгарии, поскольку китайцы чувствовали, что эти волнения в любой момент могут привести к потере Кашгарии, непосредственно примыкавшей с юга к владениям усуней. Не будем забывать, что когда мы последний раз говорили о положении дел в их государстве, ситуация там была весьма напряженной. Местный правитель Безумный царь вступил в открытую войну со своей женой, а китайские власти никак не могли решить, на чью сторону встать.

К счастью, эта щекотливая ситуация довольно быстро разрешилась, когда один усуньский князек – сын предыдущего царя и пасынок китайской принцессы – убил Безумного царя и взял бразды правления в свои руки. К сожалению, это событие не сильно способствовало тому, чтобы избавить китайские власти от страхов и подозрений, поскольку этот правитель был сыном матери-гуннки, и его симпатии были скорее на стороне гуннов, чем китайцев.

Какое-то время казалось, что Китай применит военную силу, чтобы помешать новому правителю усидеть на троне, но в конце концов дипломатические переговоры предотвратили применение насилия. Некая китайская дама, которая была замужем за знатным усунем, по собственной инициативе взяла на себя роль посредника, и в результате ее действий компромисс был найден.

Царство усуней было разделено на две части, подлежавшие управлению двумя монархами, один из которых назывался «великий кунми», а другой – «малый кунми». Старой столицей, Крепостью Красной долины, и 60 тысячами семей должен был править «великий кунми», а земли на северо-востоке и оставшиеся 40 тысяч семей передавались под управление «малому кунми».

Пасынок-гунн и de facto новый правитель в обмен на признание и поддержку со стороны китайцев согласился занять подчиненную позицию «малого кунми» и позволить своему сводному брату, сыну царицы-китаянки, получить трон и привилегии «великого кунми». После некоторых первоначальных неурядиц это соглашение было благополучно приведено в исполнение, и китайцы с облегчением выдохнули, полагая, что им удалось окончательно решить проблему с усунями.

В скором времени китайская принцесса (которая в значительной степени была причиной проблемы, но которая, похоже, осталась вполне довольной новым положением вещей) начала чувствовать груз лет и, поскольку у нее на примете больше не было мужа, обратилась за разрешением вернуться назад в Китай. Разрешение было получено, и эта достойная дама после своей долгой и напряженной жизни среди «северных варваров» смогла умереть и упокоиться в родной земле.

В течение нескольких лет разделение усуньских владений на великое и малое царство, по-видимому, работало очень хорошо. Вполне естественно, что китайцы имели гораздо больше власти над «великим кунми», чем над «малым кунми», поскольку первый, будучи китайцем по матери, с большой готовностью слушался китайских советчиков. Но даже «малый кунми», несмотря на свое гуннское происхождение, оставался верен своим обязательствам в отношении китайцев, о чем свидетельствует тот факт, что он отказался присоединиться к гуннским ордам под предводительством Чжичжи и, чтобы ублажить китайские власти, убил гуннских послов.

Однако такое положение вещей было слишком благостным, чтобы продлиться долго, и, когда оба «кунми», и «великий и малый», умерли и их место заняли сначала их сыновья, а затем внуки, две части усуньского народа начали между собой войну. В результате китайцам пришлось отправить несколько экспедиций, чтобы восстановить мир и баланс сил в стране. Экспедиции стали источником множества проблем и затрат, но так и не привели к устойчивому успеху. Вскоре китайцев уже мутило от всех этих дел, но с учетом стратегической значимости усуньской территории они понимали, что не могут уклониться от ответственности.

Еще больше огорчений доставило китайцам царство кангюев, расположенное дальше к западу и занимавшее значительную часть современной Трансоксании. Конечно, поражение, которое китайцы нанесли Чжичжи, господствовавшему на территории кангюев в течение нескольких лет, было предметом их особой гордости. Военная мощь китайцев произвела на кангюев такое большое впечатление, что они добровольно согласились платить небольшую дань китайским властям и даже отправили заложника ко двору императора. Но, несмотря на это, кангюи были далеко не образцовыми вассалами, поскольку понимали, что большое расстояние, отделяющее их от Поднебесной, делает маловероятной отправку против них военной экспедиции. Заложник кангюев в Китае вел себя очень дерзко и высокомерно к большому неудовольствию китайских чиновников, которые чувствовали, что он подает очень плохой пример другим заложникам, находившимся при дворе императора.

Еще более скандальным было обращение с китайскими послами, прибывавшими ко двору царя кангюев. Несмотря на все усилия китайцев, усуни и кангюи продолжали обмениваться между собой дипломатическими миссиями, и китайцы с ужасом видели, что в некоторых случаях к послам усуней относились с большим уважением, чем к их собственным. Еще хуже было то, что во время официальных пиров царь и все представители высшей знати настаивали, чтобы им подавали еду раньше, чем китайским послам, таким способом заставляя последних «терять лицо».

Учитывая эту неловкую ситуацию, наместник Кашгарии, отвечавший за все дипломатические отношения с кангюями, не раз предлагал своему центральному правительству разорвать все взаимоотношения с этими заносчивыми варварами и отказаться получать от них дань и заложников. Однако китайский двор так сильно грела сама мысль о существовании пусть номинального, но господства над этим далеким царством, что он отказывался следовать совету наместника, и все оставалось по-прежнему.

Китайские хроники рассказывают очень мало, почти ничего, о том, что происходило в этот период у юэчжей, но в свете дальнейших событий мы понимаем, что юэчжи, оставив свои кочевые обычаи, начинали вести оседлую жизнь в качестве правящей аристократии Бактрии и примыкающих к ней регионов. Их сила и численность постепенно росли, подготавливая их к той важной роли, которую им предстояло в дальнейшем сыграть в мировой истории. На этот раз китайцы добровольно оставили их в покое и довольствовались тем, что изредка отправляли свои посольства этому далекому народу, который когда-то был их непосредственным соседом, и, в свою очередь, принимали посланников юэчжей у себя.