Пока мой труд не завершен - Томас Лиготти

нас со спины, о чем мы даже не подозревали, чем то, что мы так близко столкнулись с ними лицом к лицу.

Повисло молчание – они ничего не говорили нам, не переговаривались между собой, что только добавляло нереальности происходящему. Какое-то время они продолжали стоять безмолвно, и при этом парадоксально казались гигантскими при их кукольно-игрушечном облике. Например, их одежда казалась не надетой, а нарисованной на тельцах. А лица казались гладкими, блестящими в лунном свете, полностью без индивидуальных черт и без малейших признаков растительности, несмотря на мужеподобие. Также ни морщиночки не было на них, словно время никак их не касалось, делая практически бессмертными, будто они всегда такими и были, от рождения и до текущего возраста. Как я впоследствии размышлял, для них не существовало таких понятий, как взросление и старение, а также ни рождения, ни смерти, ни всего того, что лежит между ними, всех тех жизненных невзгод, что досаждают нам на протяжении наших жизней (по крайней мере, когда мы сталкиваемся с ними и задумываемся о них). Одно только движение было сутью их жизней, видимостью жизней. И ведь они были нашим отражением – тем, чем мы хотели бы быть. Они только отмечали время и ничего более. Пора делать то. Пора делать это. Пора строить новый городишко. Пора переезжать, отравляя новую местность Маленькой Страной.

Во время молчаливого противостояния превалировала вопиющая неподвижность. Но затем их головы повернулись одновременно, глядя друг на друга. Каждый посмотрел на другого, стоящего рядом, при этом глядя в стеклянные бездонные глаза совсем не так, как обменивались взглядами мы с другом. А мы не могли быстро продраться сквозь них, так как они образовывали плотный полукруг. Как не могли мы и прыгнуть с откоса позади нас туда, где был городишко. Поэтому мы начали медленно протискиваться сквозь их ряды, даже не зная, чего от них ожидать. Пусть мы и явились сюда с умыслом причинить им вред, наш порыв давно был утерян. Как мы обсуждали впоследствии, мы так и не смогли понять ни их самих, ни то, что они могли бы причинить нам.

Тем не менее мы медленно-медленно продвигались сквозь их ряды, и они даже не пытались задержать нас. Однако же они сделали что-то, или так только мнилось – как будто они специально прижимались своими телами к нам, и прикосновения их казались нам даже хуже, чем прямое физическое насилие. Они были не твердыми и застывшими, как мы ожидали, – совсем не твердые пластиковые игрушечки, которые можно было бы разломать, бескровно отрывая протезные конечности. Совсем наоборот – они оказались довольно мягкими, их тела словно прогибались, прижимаясь к нам. При этом они оставались вертоголовыми кукольными тварями – уродливыми пустотелами на ножках, такими же нереальными, как и городишко, и их мирок в целом. Существуют ли они в том смысле, как и мы, создавая собственный мир? Или эти твари сами по себе есть лишь видимость, а не присутствие? К счастью, мы не оказались тогда до неподвижности ошарашены этими вопросами.

Как только мы окончательно пролезли сквозь их толпу и путь к бегству оказался открыт, то мы ломанулись без оглядки до того самого места, откуда начали наше злосчастное путешествие в Маленькую Страну. Остаток ночи провели, дрожа от холода и страха среди стен общественного туалета в парке на краю нашего городка. Заговорили мы только под утро. Перед тем как отправиться по домам, друг взглянул на меня с полнейшим отчаянием и выпалил:

– Папка меня прибьет, если узнает, что мы сделали!

– Угууу… – тупо и протяжно промычал я омертвелым голосом.

* * *

Вскоре после нашего приключения семья моего друга вновь сменила место жительства, а перед самым концом учебного года дорожные знаки с намалеванными на них рожицами начали всплывать там и сям – сперва на окраине городка, затем вперед по дороге, указывая стрелочками местоположение Маленькой Страны. Я взял за правило подмечать появление новых указателей и указываемое ими направление. Также я обратил внимание, что жители как ни в чем не бывало продолжали посещать старый парк, и если и ощущали присутствие Маленькой Страны совсем рядом, то им как будто было до фонаря, в отличие от меня.

За несколько недель до начала нового учебного года я получил письмо от своего друга. Мать собственноручно вручила его мне, перед этим устроив расспрос о сигаретах, которые могли быть спрятаны мной в подвале (туда перетащили старый диван, и я любил там на нем лежать). Дело в том, что мы с другом начали немного покуривать после той памятной ночи в Маленькой Стране, – думаю, мы оба хотели тогда сделать что-то такое, чего никогда не делали ранее, хотели почувствовать себя чуть взрослее, а не теми сопляками, которые ранее только и могли трепаться про Мелких. Ну, и маманя обнаружила последнюю заначенную мной пачку, хоть я уже перестал курить после переезда друга.

Письмо состояло всего из одного-единственного листочка, но я перечитывал его множество раз, заучивая наизусть и даже цитируя голосом моего товарища. И пусть в нем была сплошная банальщина (как то – описание нового места, где друг теперь жил, и новой школы, в которую он ходил), благодаря этому письму я смог восполнить чувство утраты, постигшее меня после отъезда. Я написал в ответ, после чего последовала долгая череда обмена письмами, а также несколько телефонных звонков. Я соврал ему, будто до сих пор хранил нашу последнюю общую пачку сигарет (пусть мать давно отобрала ее), и единственно специально не спрашивал, завел ли он на новом месте новых друзей.

В середине зимы я получил от друга последнее послание, дошедшее наконец после долгого затишья, когда он не отвечал на мои письма, и оно повергло меня в водоворот воспоминаний и эмоций, которые я сознательно старался гнать прочь. Друг поведал тревожные новости – его отец пропал без вести, то есть около месяца назад просто не вернулся с работы, и больше про него не было ничего слышно. Меня сразу же посетили подозрения на этот счет, пусть он и не обмолвился о возникших у него. Он рассказал, как полиция приходила к ним домой, и так как отец никогда не доверял полиции (как и любым другим официальным лицам), то мать при других обстоятельствах не пустила бы их даже на порог, но в том конкретном случае подобными правилами пришлось поступиться.

Во время осмотра полицейские не обнаружили в доме ничего примечательного, но когда они начали осматривать гараж, то их внимание привлек запертый