Пока мой труд не завершен - Томас Лиготти

же подружились и принялись проводить вместе свободное время после школы, пока не пора было тащиться домой, а там была пора обедать и тому подобное. Мы играли во всякие игры, в какие обычно играют пацаны в том возрасте. Иногда даже спорили немного, однако без злобы и без фанатизма. И постоянно обсуждали Маленьких Человечков, вновь и вновь возвращаясь к захватившей нас идее о том, как мы могли бы поймать кого-нибудь из них и что-нибудь с ними сделать.

– Я бы вывернул им ручонки в обратную сторону, чтобы они могли делать ими что-нибудь спиной вперед! – Для меня это была самая очевидная мысль с тех самых пор, как я мельком увидел Человечков во время той поездки несколько лет назад.

– Например, они могли бы есть, сидя спиной к столу, если они вообще едят. Они могли бы брать еду со стола, даже не видя ее… – размышлял мой друг с мечтательным видом.

– Угу! – подтвердил я, тоже представив эту смешную картинку.

И мы расхохотались от рисуемых в нашем воображении сценок, в которых мы выкручивали Маленьким Человечкам их ручки и ножки и еще делали бы с ними что-нибудь, если бы нам удалось поймать хотя бы одного из них. Наконец мы затихли, так как уже почти умирали от хохота. И именно тогда мой друг по-особенному ухмыльнулся мне – совсем не так, как улыбался мой отец, а наоборот – словно задумался о чем-то важном, вопросительно глядя на меня. И меня поразило чувство, будто я мог легко прочесть его мысли, так же, как и он мог прочесть мои мысли, словно оба мы без труда могли вести мысленный диалог. С того момента мы стали гораздо более серьезны при обсуждении вертоголовых кукольных тварюшек. Также мой друг поделился со мной маленькой тайной, – оказывается, его отец (как и мать, возможно) тоже ненавидел и боялся Маленьких Человечков. «А уж дед ненавидел их сильнее всего, постоянно размышляя о них самих и их таинственной власти», – признался мой друг. По большому секрету он сообщил мне, что его отец всегда знал месторасположение Маленькой Страны, и именно поэтому их семья столь часто меняла места жительства, чтобы быть как можно дальше от нее. «Поэтому скоро нам опять переезжать отсюда. Папка сказал, что Мелкие опять приближаются, и с каждым днем они ближе и ближе… Еще он показал мне, где здесь совсем рядом Маленькая Страна, чтобы я не совался в ту сторону и вообще близко не подходил к ней».

Вскоре после того дня я спросил у своих родителей разрешения пойти домой к другу с ночевкой, а он в свою очередь сделал то же самое, отпросившись у родителей переночевать у меня. Наша маленькая хитрость сработала, и тем вечером, вместо того, чтобы заночевать друг у друга, мы встретились в заранее обусловленном месте – в деревянной лачуге, расположенной в парке на окраине городка и служившей в качестве общественного туалета. Когда я вошел в этот сарайчик, друг уже был там и щурился на мятый тетрадный листочек, на котором изобразил подобие карты.

– Вот здесь должна быть Маленькая Страна! – указал он на место в нескольких милях от городской черты, – Папка сказал, что сейчас там укромное местечко, но скоро везде появятся те самые знаки, и каждый узнает о ее приближении… Но никто ничего не сможет с этим сделать.

– Угу! – согласился я, соображая, что клеймо позорного фанатика или любой другой схожий эвфемизм было бы налеплено на каждого, кто рискнул бы выразить недовольство таким положением вещей. Мы сели, скрестив ноги, на деревянный пол общественного туалета, и вскоре стало ясно, что мы оба не слишком горим желанием осуществлять задуманный нами план, заключавшийся в том, чтобы проникнуть в укромное местечко, где затаилась нынче Маленькая Страна, и утащить оттуда по крайней мере одного из тамошних жителей. И чем дольше мы так сидели, тем быстрее испарялась наша уверенность в собственных силах, тем больше наш замысел казался непродуманным и даже вообще невыполнимым. Но в конечном итоге наша ненависть затопила все сомнения.

– Вот ведь мелкие людишки! – напряженно прошептал мой друг, и этих слов оказалось достаточно, чтобы выразить ярость по отношению к тому, что испоганило ему жизнь. Я взглянул на него и увидел, что колебания уступили место решимости, и нисколько не сомневаюсь, что такую же решимость на моем лице увидел он сам.

* * *

Мы прокрались в уединенную Маленькую Страну по строящейся дороге, возле которой ошивались несколько Маленьких детишек. Места строительства всегда привлекательны для детей, но эти Маленькие детишечки вели себя не так, как можно было бы ожидать от настоящих, реальных. Они нас не заметили (ну, или так мы решили), но вскоре поголовно развернулись и двинулись прочь от той наблюдательной позиции, которую заняли мы с другом. Так как стоял уже глубокий вечер, я посчитал, что им пора была идти домой и делать то, что они обычно делали в это время суток. Двигались они механически, на негнущихся ножках, и потому мы неслышными тенями легонько скользили следом. Не составило бы никакого труда догнать и поймать одного из них, чтобы утащить в большой мир – реальный мир, населенный настоящими людьми. Но к тому моменту я не мог себя заставить совершить данный поступок, и, оглянувшись на своего друга, увидел, как он мотнул головой, чувствуя то же, что и я. Получается, мы оба уже сами не знали, чего хотели, и наш замысел дал течь.

Однако же мы продолжили следовать за Людишками. Как я обратил внимание, хоть они и не передвигались очень быстро, но старались идти так, словно спешили куда-то. Их ручки и ножки двигались подобно инвалидным протезам, но их инвалидность не вызывала сочувствия, должен заметить, а скорее наоборот – как будто она была чем-то заразным, от чего надлежало держаться как можно дальше. Наконец впереди засияли огни – искусственное сияние разбавило тьму на другой стороне холма, куда Людишки-детишки направлялись. И когда они наконец вскарабкались на вершину холма, то замерли на мгновение, словно задумавшись, а их подсвеченные огнями снизу силуэты четко очертились на фоне вечернего неба, создавая впечатляющее зрелище. Но длилось оно лишь миг, а затем что-то произошло с их головами – их шеи поднялись с механической медлительностью и удлинились, как телескопы, а затем, хоть туловища оставались неподвижны, головы развернулись по своей оси в нашу сторону, словно уставившись прямо на нас с другом. Мы сразу же рухнули наземь, как подстреленные.

– Ах же паршивые мерзостные человечки! – прошептал друг, сжавшись