Ловушка для стервы - Надежда Черкасова

Она знала, что произойдет дальше. Мысли на какие-то доли секунды опережали последующие события, выдавая уже виденную однажды картину неминуемой аварии. А может, это та самая, в которую она попала, пережив мгновения подаренного ей судьбой предвидения?

Вот сейчас мотоциклист, словно только что увидевший в нескольких метрах от себя опасность, резко затормозит, свернув влево, и стремглав, словно циркач, соскочив с мотоцикла, бросится кубарем в кювет… И мотоциклист уже летит в кювет вслед за молниеносными мыслями Милы.

Вот упавший набок мотоцикл юзом несется под колеса ее машины… И мотоцикл тащит под неумолимо приближающийся «Бентли».

Но за миг до неизбежного столкновения руки вдруг резко поворачивают руль, игнорируя заторможенный страхом ум и внимая категоричному приказу подсознания.

А теперь — удар, от которого Милу выбрасывает через открывшуюся дверцу, и оглушительный взрыв, подбрасывающий в воздух машины… И в следующее мгновение все ее тело сотрясается от столкновения и невыносимой боли, Мила, как пробка из бутылки, вылетает через открывшуюся дверцу. Мощнейший взрыв швыряет в небо объятые пламенем машины, переворачивающиеся друг через друга, как в связке, и сцепленные плавящимся в огне металлом. Искореженной уродливой массой они грохаются в кювет. Раздается еще один взрыв, взметнувший к небу столб огня и черного дыма.

Сознание Милы меркнет. И только запоздалая мысль тающим шлейфом невозмутимого безразличия безуспешно пытается понять это убийственное дежавю, где прошлое вторгается в настоящее, растягивая его и вмещая в себя будущее…

Почему так темно, хоть глаз выколи? Темнота густая, черная, беспросветная. Ночью обычно она серая, с зазорами от уличных фонарей, световыми бликами на потолке от рекламных щитов или проезжающих по дороге редких машины. И оглушающая тишина…

Ах нет, откуда-то издалека приближаются неясные шорохи, затем звуки. Вот уже можно различить голоса. Они замирают где-то поблизости, рядом кто-то прерывисто дышит.

— Она нас слышит?

— Да.

— Тогда почему не открывает глаза?

Так вот откуда эта темнота: надо просто открыть глаза. Но веки словно каменные, неподъемные, хотя глаза мечутся туда-сюда, пытаясь хоть что-то увидеть.

— Ты думаешь, это так просто после комы? Но сама она все равно не откроет, надо ее попросить.

— Так проси!

— Людмилочка, деточка, открой глаза! Здесь твой родной дядюшка и я, дядя Сема.

Они с кем-то разговаривают. А почему никто не разговаривает с ней?

— Почему она не открывает глаза? Может, не слышит?

— Слышит. Видишь, как глазными яблоками вращает? Просто не осознает, что обращаются к ней. Надо дотронуться до нее, привлечь внимание… Нет, не помогает. Может, тело еще малочувствительное. Попробую потрогать лицо.

Кто-то легонько проводит по щеке. Да как они смеют ее касаться!

— О, смотри: открыла глаза! Людмилочка, солнышко, слава богу, что ты очнулась! Я думал, концы отдам от переживаний. Теперь ты быстро пойдешь на поправку. Дядя Сема это тебе обещает. Семен, подтверди!

— Да-да, Людмилочка, я подтверждаю, что ты через неделю уже начнешь ходить.

Значит, Людмилочка — это она. Почему мысли в голове еле ворочаются? И кто эти старики? Голова кружится, точно в вальсе, заставляя веки сомкнуться.

— Почему она снова закрыла глаза, Семен? Она умирает?!

— Не мели ерунду! Просто устала и хочет спать.

— Но она уже столько спала!

— Не спала, а была в коме. Это разные вещи. А теперь ей надо поспать, прийти в себя. Вот поспит немного и…

Звуки отдаляются, превращаются в шорохи и исчезают… И снова темнота…

Отчего так слепит глаза? Это же солнце! На потолке, на стенах, на белоснежном до боли в глазах халате медсестры, которая поправляет ей покрывало.

— Доброе утро, красавица! Наконец-то проснулась. А то уж мы тут все заждались. Ты, наверное, пить хочешь? Приоткрой ротик, я тебе суну трубочку.

Прохлада живительной влаги побежала по клеточкам, омывая сосуды и проясняя память. Последнее, что она хорошо помнит, так это летящий под колеса ее машины мотоцикл и мчащуюся на нее фуру. Значит, она попала в аварию! Тяжелейшую аварию, если лежала в коме… А почему она попала в аварию? Тогда случилось что-то из ряда вон выходящее. Но что именно? Нет, ей одной не осилить ускользающих воспоминаний. Может, спросить тех старичков, которые ее знают как Людмилочку?

Она взглянула на медсестру, делающую ей укол и говорящую без умолку. Нет, вставить хоть слово в этот бурный поток речи не удастся. Да и в сон что-то клонит.

— …Я им и говорю: «Да вы не беспокойтесь, идите себе по домам. Я за ней так хорошо пригляжу, как никто другой не приглядит». А они: «Как только проснется, тут же нам сообщи». А я им: «Уж это как водится». Сама же думаю: «Чего зря девочку беспокоить? Она и так слабенькая. Начнут ей голову морочить всякими охами да вздохами, только напортят. Вот пусть сначала окрепнет немного, тогда и ответит на все их вопросы». Никак, видишь ли, не дождутся. Все спрашивают, не говорила ли чего во сне или в бреду? Особенно этот, который твой родной дядюшка. А наш Семен Ефимович, золотой души человек, успокаивает его: мол, не переживай, если и скажет что лишнее, так отсюда не выйдет…

«Что не выйдет? Какое мое воспоминание?» — думает Мила, засыпая…

— Людмилочка, дядя Сема вон говорит, что ты быстро идешь на поправку. Я рад за тебя. Ты уже и сидеть можешь. — Дядюшка смотрит на нее ласково, вот только в уголках улыбающихся губ притаилось напряжение. — Ты можешь говорить? — Она кивнула. — Вот и отлично. Я тебе тут всякого вкусненького принес. Ты скажи, если еще что-то захочешь. — Она по глазам видит, как ему хочется о чем-то спросить, но он сдерживается. — Через три дня я смогу забрать тебя домой. Может, и раньше, если Семен разрешит. Ты ведь хочешь домой? — Она снова кивнула. — Вот и славно. Тогда дома обо всем и поговорим.

— Нет, — чуть хриплым голосом возражает она. — Сейчас. — В горле сразу запершило.

— Но ты еще очень слаба, чтобы обсуждать такие сложные вопросы. — Он заметил, как она прищурилась и продолжил: — Хорошо. Если ты настаиваешь. Смею надеяться, ты помнишь, что случилось перед самой аварией? — Она отрицательно покачала головой. — Тогда я напомню: мы втроем — ты, я и Семен — собирались бежать за границу и спрятать тебя в очень хорошей психиатрической клинике, чтобы скрыть от правосудия. Так как ты являешься главной подозреваемой в убийстве Кирилла, твоего молодого человека. Но видимо, ты не захотела ложиться в клинику, понадеялась, что сможешь выпутаться из этой ужасной истории сама. Поэтому тайком от нас скрылась из дома и умчалась на своей машине прочь. А по дороге попала в аварию. Ты это помнишь?

Она смотрела на него расширенными от ужаса глазами и отказывалась верить в столь чудовищную ахинею.