Ловушка для стервы - Надежда Черкасова

— Я пожалел ее и не стал назначать сильнодействующих психотропных препаратов. Надеялся, что она справится со своей душевной болью сама, а я ей только немного помогу. Мила все время молчала, а я говорил с ней. Я рассказывал ей о том, что на дворе уже снег тает, что скоро придет весна и начнут набухать почки. А там и лето не за горами. О том, что скоро она родит крепенькую и здоровенькую девочку, как две капли воды похожую на нее, и которая будет очень-очень любить ее. Поэтому ей, Миле, нужно беречь себя и копить силы, чтобы ухаживать за девочкой.

Глаза отца прояснились от теплых воспоминаний, он заулыбался, что было с ним нечасто.

— Я влюбился в Милу с первого взгляда. Красоты она была необыкновенной: роскошные длинные каштановые волосы, изумрудные глаза. Высокая, худенькая и очень гордая. Казалось, что на голове у нее невидимая корона. Я готов был на все, лишь бы помочь ей. Никогда и никого в своей жизни мне не приходилось любить сильнее. Вот только достучаться до Милы я не мог.

Лицо отца словно потемнело, он задумчиво уставился в пустоту.

— Миланский иногда навещал сестру. Но она никак на него не реагировала. И вот однажды, после очередного посещения, Руслан заявил, что намеревается забрать Милу из больницы и поместить в частную клинику, чтобы она могла там благополучно доносить ребенка и родить. Я не мог не сообщить об этом Миле. Впервые за четыре месяца она осознанно посмотрела мне прямо в глаза и сказала: «Он хочет отобрать у меня ребенка. Спасите мою девочку!» Разве мог я, даже не представляющий теперь своей жизни без Милы, остаться равнодушным к ее мольбам?!

Отец окинул горящим взором внимательно слушающую дочь и продолжил:

— Конечно, нет! Нужно было немедленно что-то предпринять, иначе бы я потерял Милу навсегда. И я тайно вывез ее из больницы. Сначала спрятал у своих родственников, а Руслану объявили, что Мила каким-то непостижимым образом сбежала. Он принялся везде искать ее, но тщетно. Очень скоро я сменил место работы и перевез Милу в другой город. Она успокоилась, так как ни ей, ни ее будущему ребенку уже ничто не угрожало, и начала быстро поправляться. А перед самыми родами мы поженились. Затем родилась ты, здоровенькая и красивая. Твоя матушка вычеркнула своего брата не только из своей жизни, но и из памяти.

Взгляд отца снова стал жестким и решительным.

— Однажды он все-таки появился. Пришел ко мне и стал умолять, чтобы я поговорил с твоей матушкой о примирении с ним. Уверял, что жить не может без своей единственной и любимой сестры. Клялся, что непричастен к убийству Ивана. Со слезами на глазах просил замолвить за него словечко перед сестрой. Я, разумеется, отказался. И убедил его в том, что Милочка действительно вычеркнула его из своей памяти. Что он для нее теперь не существует. И это обычная защитная реакция психики — не помнить того, что может убить… Но я так и не смог уберечь Милу от смерти.

— Дядя не должен был даже подходить к маминой могиле после того, что совершил, — сделала тогда вывод Мила.

— Не все так просто, дорогая. Не все так просто. Видимо, душа его искала покоя и не находила. Надеюсь, он никогда не станет на твоем пути. Но ты все же поостерегись.

Рассказ отца потряс Милу. Больше они никогда не говорили на эту тему, и Мила, будучи девочкой жизнерадостной и жизнелюбивой, добросовестно забыла о темном прошлом ее матери, а заодно и о дядюшке-злодее. Забыла до тех пор, пока снова не пришла беда: трагически и при странных обстоятельствах погиб отец, единственный близкий на всем белом свете человек. Горю Милы не было предела. И тут снова на горизонте появился дядюшка.

Вырвать из души, стереть из памяти, выкинуть из сердца и предать забвению такой чудовищный факт ее жизни! Это просто немыслимо.

Она тяжело вздохнула. Нет, подобное даже очень возможно. И если бы Мила еще в детстве захотела, именно захотела, а не смогла, вспомнить разговор с отцом, скольких бы счастливых и прекрасных лет она лишилась. А так, без этих страшных воспоминаний, они с дядюшкой были вполне счастливы, любили и обожали друг друга. Ну почему это не могло продолжаться и дальше? Почему он все же решил избавиться от нее?

Милу вдруг осенило: да нет же, не убить он ее хочет, а только спрятать! Да-да, именно спрятать! Ведь Мила — подозреваемая в убийстве этого несчастного альфонса Кирилла. Сам по себе он никому не нужен, но убийство поможет расправиться с ней, знаменитой Милой Миланской. Она очень сильно кому-то мешает. Вот только — кому? А если тому же Троянову, которого она наверняка подвела с компроматом? Не зря же он ее стращал.

Она немного успокоилась. Сделанные ею выводы так походили на правду. Только вот что теперь ей делать с этой правдой? И не зря ли она отказывается от психушки?

Нет, Мила и в самом деле сошла с ума, если собирается забыть прошлое и добровольно соглашается на роль подопытного кролика, раз сама не в состоянии забеременеть! А если она все же не забеременеет, то что — ее попросту уничтожат?

Ну уж нет! Бежать отсюда! Бежать куда глаза глядят!

Мила откинула покрывало и опустила ноги на холодный пол. Днем она могла уже передвигаться без помощи медсестры, но в коридор ей выходить запрещалось. Нужно срочно позвонить Владиславу Антоновичу. Только ему по силам вытащить Милу отсюда и спрятать от правосудия и от дядюшки. Но как незаметно пробраться к телефону?

Она приоткрыла дверь и выглянула в коридор. Медсестры на посту не оказалось. Держась за стену, Мила тенью проскользнула к заветному телефону, набрала номер и, затаив дыхание, слушала длинные гудки.

— Алло, — услышала она до боли знакомый голос. — Кому там еще не спится?

— Владислав Антонович, это я, Мила, — вполголоса произнесла она, прикрывая ладонью трубку.

— Милочка! Ушам не верю. Откуда вы звоните? Вы за границей или в Москве? Вас же полиция разыскивает, прямо с ног сбилась.

— Я в какой-то клинике. Меня дядюшка собирается увезти отсюда и закрыть в психушке. Умоляю, спасите меня…

Мила почувствовала, как из ее рук вырывают трубку, и повернулась, чтобы дать отпор, но тут же получила такую затрещину, что в голове помутилось, и она рухнула на пол.

— Вот дрянь! На минуту нельзя оставить без присмотра, — теряя сознание, услышала она голос медсестры…

Наутро в палату явились дядюшка и Николаев. У обоих вид довольно решительный. Они молча сели на стулья напротив кровати и уставились на Милу, предоставляя ей возможность оправдаться в недопустимых действиях. И Мила поняла, что единственный выход — настроить доктора против дядюшки. Дядя Сема знает ее с самого рождения, относится к ней как к дочери, а потому в обиду не даст.

— Дядя Сема, я знаю, что задумал дядюшка: он решил меня убить!

Николаев от неожиданности даже рот открыл. Его от природы высокие брови поползли еще выше, глаза округлились, он закашлялся. Дядюшка же покраснел как рак и схватился за сердце. Но Мила уже не верила его показным недомоганиям, цель которых — вызвать жалость у толстокожей племянницы.