Фарфоровые куколки - Лиза Си

иду. Спустя десять минут он почти волоком поднял меня по каким-то ступеням и провел в крохотную прихожую.

— Добро пожаловать в новый дом, — прошептал он с сильным акцентом.

Потом он с неодобрением осмотрел мое платье.

— Мы найдем тебе что-нибудь удобное из одежды завтра. У нас тут много семей, так что веди себя тихо, пока идем к твоему месту.

Я сняла туфли и босиком пошла за ним по темному коридору мимо того, что напоминало отдельные комнаты для тех самых семей, о которых он говорил. Он открыл одну из дверей и взмахом руки пригласил меня внутрь. Пространство здесь было разделено натянутыми веревками, на которых висели простыни или одеяла. Там было тепло — топилась пузатая печь.

Мужчина отвернул одну из простыней и жестом подозвал меня ближе. Я увидела узкую складную кровать, подушку и два сложенных армейских одеяла. Когда я повернулась, чтобы поблагодарить его, оказалось, что он уже ушел.

Я стянула с себя платье и повесила его на спинку кровати. Туда же я повесила комбинацию и белье.

Простыни вокруг меня шевелились, как призраки. Доносились звуки чужого дыхания. Рядом со мной спали совершенно чужие люди, от которых меня отделяла лишь призрачная перегородка в виде висящей простыни.

Кто-то тихонько похрапывал, под кем-то заскрипела кровать. Надо было бы испугаться, но я была в таком состоянии, что не обратила на это внимания. К тому же я ужасно устала. Быстро уснуть мне все же не удалось.

Рано утром я сквозь сон слышала звон колокола, тихие голоса людей, детскую беготню по коридору и стук шагов в обуви.

Проснувшись, я увидела подбитый рубероидом потолок, с которого свисала одна-единственная лампочка без абажура. Ну и дыра! Сюда надуло пыли, пока я спала, и мое одеяло, лицо и руки оказались покрыты ею. Потянувшись за платьем, я постаралась как можно быстрее вернуться снова под одеяло, чтобы спрятаться от холода.

Когда я встала, пол под ногами заскрипел. В щели между напольными панелями я видела землю.

Я должна была найти брата, но сначала мне надо было сделать кое-что другое.

По коридору торопливо шла какая-то женщина. Я спросила у нее, где здесь туалет, и она ответила мне на идеальном английском, что в спальных бараках туалетов нет.

— В нашем блоке для этого есть специальное строение, и для умывания тоже, — объяснила она. — Ты пропустила завтрак, но, если хочешь, я покажу тебе, где находится столовая. Перед обедом будут звонить в колокол.

К счастью, ветер стих. Я шла по грунтовой дороге к своему бараку, где остановилась, чтобы сориентироваться. Ряды бараков простирались во всех направлениях. Это место напоминало маленький город, а шедшие навстречу мужчины — некоторые в костюмах, словно для деловой встречи, другие в простых штанах и свитерах — явно не прогуливались, а спешили по делам.

Я нашла туалеты и обнаружила, что к ним тянется огромная очередь. Старушки в армейских шинелях, которые свисали с них до земли, молодые женщины с волосами, повязанными платками. Матери держали на руках младенцев и бранили старших малышей, когда те выбегали из очереди. Я тоже встала в очередь и после туалета пошла в помывочную.

Это оказалась большая комната, вдоль стены которой стояли души, а посередине — несколько ванн для стирки. Возле некоторых ванн стояли матери и наскоро окунали в них детей.

Я умылась и вышла на улицу. Теперь я чувствовала себя капельку чище. Спросив, где администрация, я прошла полмили мимо бараков, выстроенных тесными группами, или, как их тут называли, «блоками». Людей здесь было как килек в банке. Казалось, что этот клочок пустыни был специально создан для подобного лагеря. За десять минут я увидела больше японцев, чем за всю свою жизнь. Мне захотелось крикнуть им:

— Как вы могли позволить сделать это с собой?

Неожиданно я наткнулась на заграждение из колючей проволоки. Судя по всему, я пропустила нужный поворот. Слева и справа от меня стояли вышки с вооруженными охранниками с немецкими овчарками на поводках. А за ограждением виднелась сплошь пустынная равнина, и лишь на горизонте различались очертания гор, с одной самой высокой вершиной. Никаких признаков цивилизации, лишь вьющиеся вдалеке пылевые вихри.

— Как дела, служивый? — обратилась я к молодому человеку на вышке.

В ответ тот вскинул на плечо ружье, прицелился и рявкнул:

— Отойти от ограждения!

Ну и ладно. Я пошла обратно тем же путем. Найдя нужный поворот, я за пару минут добралась до административного корпуса, который при свете дня оказался таким же наскоро возведенным строением из досок, с рубероидной крышей.

Мне дали рубашку цвета хаки, зеленые штаны и старую армейскую шинель, как у старушек, которых я видела в очереди. Мне она тоже доходила до лодыжек.

В ответ на вопрос о Йори женщина поискала среди папок и достала дело моего брата. Сказала, что он был тренером местной бейсбольной команды, и объяснила, как найти «школу».

Впервые за несколько дней я почувствовала, что искренне улыбаюсь. Так Йори действительно был здесь!

Найдя спортивную площадку, я увидела на ней брата, окруженного толпой ребят. Последний раз я видела его на пристани в Гонолулу, когда уезжала в Сан-Франциско. Тогда в нем отчетливо читались стати мальчика с острова, и он обладал легкой походкой, перебираясь от пляжа, где занимался серфингом с одноклассниками, до лодки отца или до храма. За прошедшие четыре года Йори заметно вырос. Теперь у него были широкие плечи, высокие скулы, и от него веяло силой и дружелюбием, что очень подходило к роли тренера.

Когда мальчишки заняли свои места на поле и начали игру, я подошла к нему. Йори увидел меня, и его глаза вспыхнули радостью и удивлением.

— Сестренка!

Нам не нужна была эта ерунда с поклонами. Мы обнялись и замерли.

— Дерьмово выглядишь, — сказал он, отпустив меня, и мы оба засмеялись.

— Где мама и папа?

— Сейчас я тут закончу. — Он кивнул на ребят. — А потом расскажу все, что знаю.

Я села на скамью и стала наблюдать за Йори и мальчишками. Раздался колокол, и Йори распустил команду.

— Я не видел отца с матерью с того самого ужасного дня, — сказал брат, сев рядом. Он смотрел прямо перед собой сквозь игровое поле и рассказывал, как его увезли и допрашивали в течение нескольких часов. Следовали хотели знать, не подавал ли папа знаков японским пилотам.

— Знакомо, — кивнула я.

— Я сказал этим придуркам, что я японец, рожденный в Лос-Анджелесе, — продолжил он. — И что они напридумывали всякой чепухи. И объяснил им, что кто-то на американском самолете расстрелял