Земля несбывшихся надежд - Рани Маника

«Она была такой злой, что, когда она съела свои сладкие медовые манго, она забросала песком оставшуюся мякоть плодов, которые не доела, чтобы наблюдавшая за ней беременная бродячая собака не могла съесть даже эти объедки. Она хихикала в свои сложенные ладони, но ее жестокость не прошла незамеченной. Видишь ли, моя дорогая Лакшми, никакая жестокость никогда не проходит незамеченной. Бог видит все. Когда для злой королевы наступило время рожать, у нее родился выводок щенков, а дворняжка родила в дворцовом саду принца и принцессу. Король мгновенно понял, что произошло. Он был в такой ярости, что прогнал свою королеву из дворца, а детей принял, как своих собственных».

Я вернулась назад в мой деревянный дворец. Скоро должен был вернуться мой муж, и я приготовилась к молчаливому осуждению его маленьких грустных глаз. Я пообещала лучше следить за свирепым чудищем внутри меня. На время оно притихло, но мы оба знали, что оно только и ждет, когда сможет вырваться, взять надо мной верх. Иногда я чувствовала, как оно бьется в моих жилах, жаждая крови.

Анна

Мой брат Севенес рассказывал, что иногда в его снах с ним разговаривают животные. Однажды среди ночи ему приснилось, что снаружи перед нашей дверью стоит кошка и вполне отчетливо говорит ему: «Здесь так холодно. Пожалуйста, впусти меня в дом».

Вздрогнув, он проснулся. Снаружи неистово ревела буря. Порывистый ветер стучал в ставни окон и завывал перед дверью. Огромные капли дождя громко тарабанили по рифленой оцинкованной крыше пристройки. Внутри дома воздух был влажным и тяжелым.

Мой брат поднялся с постели, ведомый силой, которая была сильнее его — бесстрашным любопытством. Вспышки молнии наполняли коридор белым светом, а удар грома заставил его подскочить и зажать уши ладонями. В такую беспокойную ночь никто не знает, что за вероломный дух, что за безумные демоны ожидают вас с другой стороны закрытых дверей; но Севенес просто должен был открыть дверь. В другом конце коридора, в мерцающем свете масляной лампы на стене кухни он видел тень мамы, склонившейся над шитьем. Он оттянул засов входной двери и бесстрашно открыл ее.

На ступеньках перед дверью, терпеливо ожидая, сидела перемазанная мама-кошка и пять дрожащих маленьких котят. Кошка, не мигая, пристально смотрела на него глазами, сиявшими в сером сумраке штормовой ночи, как два сапфира. Он так же пристально молча смотрел на нее, но она, словно он пригласил ее войти, аккуратно схватила своих дрожащих деток зубами за шкурку на загривке и по одному перетащила их в тепло нашей кухни. Севенес и мама сделали на кухонном полу постель из тряпок, развели немного сухого молока в мелкой тарелке и с удовлетворением наблюдали, как оно исчезало под маленьким розовым язычком кошки.

По словам брата, это был единственный случай, который он может припомнить, когда он ощущал близость с мамой. Он забыл о тонкой трости, висевшей на крючке на кухонной стене, и ощущал только сладкий аромат бананового варенья в мамином дыхании, когда она притянула его близко к себе и поцеловала в макушку. Он чувствовал тепло и любовь и был рад находиться с ней в доме, когда за стенами бушевала ночь.

Мама разрешила ему оставить кошку. Для котят нашли хозяев.

Бездомная кошка выглядела удивительно. Крупная, с маленькой треугольной мордочкой и серым мехом, таким легким и роскошным, какой только можно себе представить, она гордо ходила по дому с высоко поднятым носом. Мой брат дал ей величественное имя Кутуб Минар и устроил ее корзинку возле своей кровати. Иногда по ночам, когда он просыпался в поту, испуганный одним из своих жутких ночных кошмаров, он поворачивался к ее корзинке и когда видел успокаивающий контур ее поднятой головы и два синих бассейна света, неподвижно глядящих на него, всегда успокаивался. Когда она так смотрела на него этими своими омытыми лунным светом глазами, он мог поклясться, что в него начинает вливаться тихая энергия, пока, наконец, сердце не прекращало бешено стучать в груди. И только когда он совсем успокаивался, кошка дико зевала, опускала голову, закрывала глаза и снова падала на свой коврик с изображением солнечных лучей на поляне из великолепных цветов.

Кутуб Минар определенно старалась не попадаться маме на дороге. Ее маленький острый подбородок лежал на лапах, пока ее настороженные красивые глаза обеспокоенно следили за каждым маминым движением. Мама была как пантера в клетке. Неудивительно, что она заставляла кошку нервничать. Животные тянутся к спокойным, миролюбивым людям. Таким, как мой отец и Лалита. В первый раз, когда Севенес пришел домой от заклинателя змей, кошка выгнула дугой спину, подняла шерсть на загривке дыбом, прижала уши по бокам своей красивой мордочки и зашипела на него. Ее длинный хвост бил из стороны в сторону. Севенес в изумлении уставился на ее выпущенные когти. Она явно собиралась прыгнуть и вцепиться ему в горло. Затем в какой-то момент она поняла, что тот, на кого она так яростно шипит, — ее любимый хозяин; со странным воплем она опустила хвост, бросилась в поля позади нашего дома и исчезла в лесу. То ли запах змей так напугал ее, то ли присутствие злых духов, с которыми общался заклинатель. Все детские годы моего брата она была ему хорошим другом и внезапно умерла, когда ему исполнилось семнадцать. Однажды утром мы проснулись и нашли ее в корзинке мертвой, свернувшейся, как в крепком сне.

В течение многих лет, после того как умерла Мохини, я просыпалась по ночам и видела, как в темноте нашей спальни сидит Севенес и ожидает появления призрака. Он сидел так тихо и так неподвижно, что за этим было странно наблюдать. В последний раз он заснул на своем посту. У него было много вопросов к Мохини и было что рассказать самому. Он не видел ее. «Слушай внимательно мой голос, мой маленький стражник», — сказала она. Он слушал очень внимательно, но проходили целые годы, а от нее не было больше ни слова. Приходили и уходили праздники Дивали. Каждый год мы, как всегда, накануне вечером окружали дом глиняными лампами, просыпались на рассвете, купались, одевались в яркие новые одежды, которые мама шила для нас ночами, и ели вкусный завтрак с богатым выбором. Для каждого на столе было его любимое блюдо. Лалита и я по-прежнему обязательно разносили по соседям подносы с праздничными пирожными и дрожащими кусками цветного желе, но сам праздник Дивали что-то потерял. Он стал пустым. Дивали в доме, где нет счастья, — словно улыбка мертвого ребенка. Улыбка настолько хрупкая, что никто из нас не осмеливался об этом говорить, хотя все мы это видели. Она была в глазах у всех нас, когда мы автоматически улыбались друг другу и наблюдали, как члены нашей семьи превращаются в далеких посторонних людей.

Лакшмнан был самым посторонним из всех. Нам казалось, что он ненавидит нас и открыто радуется любому виду нашего унижения или боли. А таких случаев было много. Он хитроумно оправдывался в маминых глазах, принося домой наивысшие отметки. Он был настолько умен, что был способен продавать своим друзьям свои конспекты каждую неделю. Лакшмнан учился как одержимый. Он отдавал всего себя учебе. Каждый день он занимался до поздней ночи, будучи уверен, что сможет встретить Богиню Богатства в доме Богини Образования. Он был в лабиринте, но в конце этого лабиринта был горшок с золотом, несметное богатство и драгоценные камни. Он хотел иметь это, чтобы с гордостью прикасаться к нему и беспечно использовать. Он хотел длинных автомобилей и больших домов. Он хотел бросаться деньгами левой рукой. Он решил, что если образование было тем безвкусным хлебом, который он должен есть в обмен на сияющую холодную мечту, он будет есть его неистово. Место лучшего ученика в его классе было предметом беспощадного сражения между ним и другим мальчиком по имени Рамачандран. Если Лакшмнан приходил домой с черным лицом, это означало, что Рамачандран вырвал первое место у него из-под ног.