Земля несбывшихся надежд - Рани Маника

— Почему ты так сердишься? Подожди минутку, — попыталась остановить его мама, но Лакшмнан сделал то, что обычно делал в таких случаях. Он выскочил из комнаты и в неконтролируемом порыве с яростью ударил сжатым кулаком по сложенным кирпичам.

Конечно, Лакшмнан уехал в Сингапур. Мама страдала, но чтобы противостоять его все вокруг сокрушающим кулакам и скрипящим зубам, нужно было обладать гораздо более жестким сердцем, чем у мамы, которая приберегла для своего любимца самую мягкую его часть. Она отправила его с чемоданом, полным новой одежды и его любимых острых закусок. Поначалу он писал домой довольно часто бодрые письма, полные описаний повседневных дел, и казалось, что, в конечном итоге, мама приняла правильное решение, отпустив его. Но вскоре оказалось, что права была Мохини. Без всякого предупреждения письма прекратились. Через два месяца пришла почтовая открытка без какой-либо информации, а потом вообще ничего. Мама начала беспокоиться и волноваться, думая уже, что ни за что не должна была отпускать Лакшмнана. При постоянно плохом настроении ее раздражало буквально все. Бедный отец, мне кажется, много недель даже не смел заговорить с ней.

Потом наступил момент, когда мама уже не могла дольше ждать. Она попросила одного из товарищей сына, чтобы тот узнал, что происходит с ее первенцем. Тот вернулся с новостью о том, что Лакшмнан стал игроком. Его видели в клубах для игры в ма-джонг в самых худших районах Чайнтауна. В этих сомнительных местах он быстро пристрастился к игре, и эта страсть приобрела над ним такую власть, что у Лакшмнана буквально слюнки текли при звуке щелканья фишек для ма-джонга. Он проигрывал все свое жалованье и забывал посещать лекции для учителей. Директриса его курсов, помня о его росте, горящих глазах и способе решения вопросов с помощью кулаков, быстро перевела его в крошечную школу на маленьком рыбацком острове за пределами материкового Сингапура, чтобы ей лично не пришлось иметь дело с регистрацией его плохой посещаемости. В той маленькой деревне только-только появилось электричество.

Лакшмнан решил покончить со всем этим и сбежал.

Он ненавидел все это и уехал сразу же, но, без средств, мог спать только на полу в доме приятеля. К тому времени у него накопились огромные долги. Семья не могла поверить таким невероятным вещам, о которых спокойно рассказывал посторонний человек в перерывах между прихлебываниями маминого чая.

Со своей обычной решительностью мама погасила долги Лакшмнана и прислала ему обратный билет. Он приехал назад, но, к нашему крайнему изумлению, не поджав хвост, а как герой-завоеватель. Мама приготовила его любимые блюда: карри из сушеных бобов и пресные хлебцы чапатти. Она купила ему машину в обмен на обещание, что он найдет работу и остепенится. За рулем своего нового автомобиля он выглядел здорово. Он нашел место учителя, но страсть к игре оказалась сильнее. Голос, зовущий его играть, убеждал, терзал изнутри, придирался, пел и шептал в его жилах «Ма-джонг!», пока, наконец, это стало невыносимым. Лакшмнан готов был на что угодно, чтобы успокоить этот непрекращающийся шепот, даже если при этом он терял все. Мы беспомощно слушали, как он объяснял нам это, держа указательный и большой палец в миллиметре друг от друга, чтобы показать, насколько близко он подошел к выигрышу. Так близко, что должен снова попытать счастья.

В нашей семье началось ужасное сражение. Старший брат требовал денег и угрожал взломать мамин сундук и взять деньги и драгоценности. Его глаза со злостью блестели за толстыми стеклами очков.

— Посмотрим, посмеешь ли ты, — бросила ему вызов мама, опасно сверкая глазами.

С ревом Лакшмнан выскочил из дома, стукнув при выходе ногой дверной косяк. Когда в руки ему попадало его жалованье, он исчезал на выходные и возвращался всклокоченный и разбитый. Темная опасность надвигалась вновь. Однажды вдень зарплаты я видела, как мама стоит в гостиной, печально глядя на кучу сигаретных окурков. Я знала, о чем она думает: «Где же он?»

Она решила, что должна найти и сама посмотреть на его новую возлюбленную, которая так успешно опустошает карманы ее сына и так крепко держит его в своих стальных объятиях. Мама наняла рикшу до города, попав в район, куда раньше и йогой не ступала. Поднявшись на несколько ступенек вверх к магазину кофе, спросила дорогу у старика, сидевшего на кассе, как копающаяся в мусоре ворона, и тот молча указал в сторону задней части магазина. Она прошла за грязную штору и дальше вниз по узкому коридору. Из-за зашторенных дверей вдоль прохода раздавался детский говор и смех. Маленькая китайская девочка с пышной челкой, почти закрывавшей ее глаза, высунула голову из-за одной из таких занавесок и застенчиво улыбнулась маме.

Наконец, мама оказалась перед изорванной красной шторой. За этой шторой жил своей жизнью другой мир. Мир такой жалкий и постыдный, что у нее затряслись руки, когда она раздвинула полотнища грязной ткани и заглянула в удивительно большую и очень грязную комнату. Стены из сбитых гвоздями тонких досок, крыша из сцепленных листов оцинкованного железа, серый грязный бетонный пол. На буфете высилась высокая груда немытых тарелок, мисок и палочек для еды. Игра не позволяла останавливаться, даже чтобы поесть. Древняя старуха, сгорбленная и почти лысая, медленно убирала гору немытой посуды. В комнате стояли пять круглых столов, за которыми сидели мужчины и женщины с остекленевшими одержимыми лицами. Дышать здесь было тяжело из-за застоявшегося дыма сигарет и сладковатого аромата жарящейся свинины, проникавшего из кухни где-то рядом. И в этом отвратительном игровом зале мамины несчастные глаза натолкнулись на ее любимого красивого сына, с возбужденно блестевшими глазами за стеклами очков. На мгновение она почувствовала обжигающую боль в сердце. А пока она смотрела на него, не веря своим глазам, Лакшмнан выкрикнул «Ма-джонг!» и нервно рассмеялся смехом настоящего игрока. Стоило только посмотреть на дьявольский свет в его глазах, на его сосредоточенность.

Пораженная, мама сделала шаг в его сторону. Она еще сможет его спасти. Но тут сын сделал руками быстрое, почти непристойное движение, которое было для нее настолько непостижимо чужим, что охладило и остановило ее. Жест его был понят и быстро скопирован другим игроком, и мама поняла, что Лакшмнан для нее потерян. Он жил в мире, доступ в который был ей запрещен. Она стояла там окаменевшая, вглядываясь в преисподнюю, в которую угодил ее красивый, замечательный, сбившийся с пути сын, и перед ее глазами вспыхнула картина из прошлого, такая четкая, что нестерпимо заныло в груди. Ах, она была тогда такой молодой! Она мурлыкала что-то про себя, пробуя рукой горячую воду в синем тазу, в котором, как в вальсе, мягко кружились лепестки гибискуса. Это, должно быть, был тот самый момент, когда вода приобрела нужный рыжеватый опенок, потому что она подняла своего агукающего ясноглазого малыша и осторожно опустила его дрыгающиеся ножки в тщательно приготовленную воду для купания. Как он смеялся и брызгался! Как он вымочил ее всю! Какими курчавыми были волосы на его головке! Как давно все это было, и как много надежд болезненно разбилось о скалы жизни с тех пор. Мама отступила назад за грязную занавеску и, держась за сердце, пустилась по грязному коридору в обратный путь.

Она не могла забыть его жуткий смех. Он радовался только бледным фишкам, которые лежали на его стороне стола. Она чувствовала себя потерянной и напуганной. Если раньше она уступала и давала ему деньга ради мира в доме, то теперь в открытую отказывалась дать ему даже один рингит. Она спрятала свои личные деньги и драгоценности и конфисковала мою банковскую книжку, чтобы Лакшмнан не смог меня запугать и заставить расстаться с какими-либо моими сбережениями.