Обратный отсчет: Равнина - Токацин

часть — высохнуть и затвердеть, тяжи — натянуться туже… «Нет, всё равно не сходится. Выкинуть такую кучу здоровенных семян… Разве что половина усохнет и никуда не полетит. Иначе катапульта треснет.»

— Некуда им расти, — качнул головой Вепуат. — Они уже полностью сформированы. Сама штуковина ещё растёт, а они — уже нет. Похоже, у этой твари есть какая-то промежуточная стадия…

Гедимин махнул рукой.

— Лишь бы никого не убило. На излучение оно реагирует? Нет? Ну и пусть себе растёт. Я пошёл.

…Лучевой резак легко рассекал стекло. Секунда — и на ладони Гедимина остались две половины зеркального шарика. В серебристой поверхности виднелись чёткие, но деформированные отражения.

Чашки были невелики — на ладони сармата поместились бы ещё две такие же. Он повертел зеркальную полусферу в пальцах и недовольно сощурился. «Примитивное оборудование, всё на глаз. Да ещё на расплаве… С амальгамой было бы ровнее.»

Подавив желание вытопить из разрезанного шарика металл и отправить остатки в переплавку, сармат отложил образцы на поддон. Остыли они быстро — Гедимин, не заботясь о прочности, выставил их на холодный сквозняк. «Можно работать. Прямо здесь. Кейек под рукой, термометр на руке, по лагерю бегать незачем.»

В цехе было пусто, только за плотно закрытой дверью склада что-то негромко гудело — видимо, Кут’тайри снова принял огненную форму. На утреннем занятии Гедимин его видел — он прошёл вдоль стены, огибая печи, на несколько минут замер за спинами Сэта-стеклодувов и незаметно исчез. Каким-то образом он протискивался в двери, приоткрытые на сантиметр-полтора — Гедимину ещё ни разу не удалось расслышать, когда склад открывается или закрывается, он видел только узкую щель, и то обнаруживал её по горячему сквозняку в цехе.

«Кейек,» — сармат достал из печи небольшой камешек, привычно замерил температуру. «Плюс сорок три по Цельсию.» Осколок слабо светился красноватым светом, когда Гедимин положил его в зеркальную чашку. Свечение стало чуть ярче за счёт красных бликов — камешек обвело алым ореолом.

«Надо подумать об отражателях для фонарей. Наши тускловаты. И ещё этот тёмный месяц…»

Сармат, забывшись, занёс руку над чашкой и ошалело мигнул — пальцы обожгло. Отдёрнув ладонь, Гедимин схватился за анализатор. «Уран и торий…» — беззвучно выдохнул он пару секунд спустя.

Чашка горела изнутри красным огнём. Температура осколка поднялась до трёх сотен градусов и с каждой секундой росла. Гедимин, задвинув печную заслонку, развернул над поддоном защитные поля. «Реакция на другие осколки? Невозможно. Расстояние, термоизоляция… Что в самом камне?»

Раскалённая чашка «фонила». Пульсация сигма-излучения показалась Гедимину знакомой, но он не успел её опознать — она угасла, оставив ровный слабый фон. Термометр показывал пятьсот сорок градусов. Ульсена между слоями стекла расплавилась, но вытечь не могла; отражения размыло — чётко виден был только ярко-красный свет.

«Технологии. Новшества, чтоб им всем…» — Гедимин поддел камешек когтями и выкинул на поддон. Можно было не опасаться — кейек едва-едва нагрелся до полусотни градусов. Жар держался над ним — между зеркальными стенками чашки. Он растаял быстро, только полусфера, нагретая до полутысячи градусов, ещё долго дымилась. Пару минут Гедимин наблюдал, как она остывает, и как теряет «лишние» семь градусов осколок кейека. Потом он подобрал камешек и положил на дно второй чашки.

…Щупы анализатора сомкнулись на горке чёрно-красных камешков. «По кейеку — сто пять градусов. Ещё один сюда…» — Гедимин добавил в чашку маленький обломок. Измерять температуру камешков было непросто — вокруг них дрожал, поднимаясь к вытяжке, раскалённый воздух.

«Тысяча четыреста шестьдесят. Фон ровный?.. Это максимум. Добавить ещё один…» — Гедимин положил осколок кейека и тут же отдёрнул руку. Давно следовало брать камешки захватами, не мучая себя фантомными ожогами, но сармат не мог оторваться. Тут опять происходило что-то необъяснимое; Гедимин мог ещё не поверить термометру, но пальцы «говорили», что прибор не врёт.

— Hasu! — чашка от резкого тычка опрокинулась, камни высыпались, но оплавленное стекло уже деформировалось и вздулось бесформенным пузырём. Полусфера, нагретая до температуры плавления, не выдержала и начала оплывать. Гедимин, отодвинув от неё камни, мог только смотреть, как пожелтевшее стекло медленно багровеет. По краям надреза выступил ульсеновый «пот» — давно расплавившийся металл протёк между размягчёнными слоями стекла. Рассыпавшиеся камешки светились по-прежнему тускло; сармат сгрёб их в горку, замерил температуру и недоумённо пожал плечами. «Полторы тысячи градусов. Из ничего, из отражения в стекле. А если бы стекло выдержало — дошло бы до десяти тысяч?»

…Зеркальные чашки Гедимин оставил в цехе — они так и лежали на поддоне, с горками красных камешков внутри, нагретые до тысячи четырёхсот градусов. Нагрев прекратился двадцать минут назад, но и остывать чашки не собирались. «Вот они какие — равнинные термоэлементы,» — сармат с кривой ухмылкой шагнул за порог. «От трёх сотен до полутора тысяч градусов. Практически из ничего. Одна чашка — и в бараке будет жара. Одна чашка… жаль, они лёгкоплавкие. Сейчас бы такую в домну…»

Что-то странное мелькнуло на краю поля зрения, и Гедимин, забыв о «равнинных термоэлементах», остановился и повернулся на шум. Уже полтора часа как рассвело; гравий под ногами блестел от инея. Вдоль шатров по тёмной оттаявшей полосе двое Скогнов тянули костяные санки. За ними из земли со стуком вылетали обломки руды. Четверо Скогнов шли следом с мешком наготове. Мешок был знакомый — скирлиновый пакет из запасов Вепуата.

Скогны протащили отяжелевшую конструкцию ещё полметра и остановились — гроздь камней, налипшая на «магнит», уже свисала до земли. Четверо с воодушевлённым писком окружили её, подсовывая под неё раскрытый пакет. Когда они подняли края мешка так, что гроздь целиком исчезла в нём, Скогн шагнул на санки и вынул из катушки каменный сердечник. Обломки осыпались в мешок. Карлики выволокли его из конструкции и перевязали горловину. Скогн на санках помахал сердечником куда-то в сторону. Там стояли двое довольных филков. Они быстро закивали и помахали в ответ. Карлик с пронзительным писком опустил сердечник в катушку. Двое Скогнов уже волокли тяжёлый мешок к стене горячего цеха.

— Эй! — Гедимин, помянув про себя спаривание «макак», шагнул к филкам. — Два мутанта! Кому работа поручена⁈

Филки, быстро переглянувшись, попятились к шатрам. Гедимин уже стоял рядом с санками, в кольце расступившихся Скогнов.