Медиум с Саутгемптон-роу - Энн Перри

Айседора перевела взгляд с миссис Кавендиш на Роуз и заметила на лице последней неожиданное изумление. Миссис Серраколд столкнулась с равной противницей и теперь оказалась не в состоянии опровергнуть логику ее аргументов. Она невольно признала, что на этот раз ее разбили в споре. Такого удара ей еще не приходилось испытывать.

Взглянув в сторону Обри Серраколда, Айседора подметила в его добрых глазах своеобразную печаль, понимание вероятных больших потерь.

Нечто подобное, возможно, жена епископа замечала и во взгляде Джона Корнуоллиса. В нем так ярко проявлялись смелость и ум, жажда чести и отвращение к кричащей безвкусице, что она с готовностью выдержала бы любые удары судьбы, стремясь защитить его. И это было безгранично важно не только для нее самой, но и само по себе. Ничто в Реджинальде Андерхилле не могло пробудить в ней столь пылкого сострадания, отчасти мучительного, отчасти радостного.

Ее размышления прервало появление другого гостя – его фамильярный взгляд на миссис Кавендиш явно показал, что они пришли сюда вместе. Айседору не удивило, что у столь эффектной особы есть хотя бы один поклонник. Эта дама выделялась не только внешней физической красотой – она обладала характером, интеллектом и ясностью ума, что было весьма необычно для женщины.

– Позвольте представить вам моего брата, – быстро сказала Октавия. – Сэр Чарльз Войси. Миссис Андерхилл, мистер и миссис Серраколд. – Супружескую пару она упомянула, слегка поджав губы, и Айседора внезапно вспомнила, что Войси и Серраколд претендовали на одно и то же место в парламенте.

Один из них неизбежно проиграет. Супруга епископа посмотрела на Войси с оживленным интересом. Насколько она могла видеть, он имел мало сходства с сестрой. Более смуглый, с золотисто-каштановой шевелюрой, Войси совсем не походил на белокожую Октавию с блестящими темно-русыми волосами. На его удлиненном лице выделялся кривоватый нос, вероятно когда-то сломанный и плохо сросшийся. Их с сестрой объединял лишь живой ум и осознание какой-то особой, внутренней силы, которая проявлялась в Чарльзе настолько мощно, что Айседоре невольно показалось, будто она ощущает исходящий от него жар.

Миссис Андерхилл тихо произнесла уместно вежливое приветствие и сразу заметила, что Обри Серраколду удалось скрыть свои чувства и знание того, что его противник принадлежит к другому типу политиков, готовых использовать в предвыборной борьбе любые средства. Однако вежливый, церемонный обмен любезностями никого не мог обмануть.

Роуз застыла с недовольным видом: вся ее хрупкая фигурка с узкой спиной и стройными бедрами, обтянутая яркой шелковой тафтой, и даже поблескивающие бриллиантами пальцы, казалось, излучали возмущение. В свете горевших над ними люстр тонкая кожа на ее шее выглядела голубовато-белой, а если приглядеться, то становились заметны и тонкие голубые вены. А кроме того, от нее исходило ощущение страха. Айседора почувствовала его, словно запах искусственных духов, примешавшийся к витавшим в воздухе ароматам лаванды, жасмина и многочисленных натуральных запахов лилий, красовавшихся в вазах на столах. Неужели для миссис Серраколд так важно выиграть? Или ее страх вызван иной причиной?

Гостей пригласили в столовую, и все направились к столу, строго соблюдая порядок титулов и званий. Будучи женой епископа, миссис Андерхилл прошла в первых рядах, после самой именитой аристократии, намного опередив простых смертных, к которым в основном и принадлежали парламентские кандидаты. Столы ломились от изобилия изысканного хрусталя и фарфора. Посверкивали безупречно стройные ряды начищенных до блеска ножей, вилок и ложек.

Сначала заняли свои места леди, за ними последовали джентльмены. Первое блюдо подали без задержки, и деловой вечер продолжился: возобновились разговоры, оценки и суждения, а также искрометные пустые речи, маскирующие заключенные сделки, выискивание недостатков и слабостей и их ловкое использование при обнаружении. За этим столом зарождались будущие дружеские союзы и выявлялись будущие противники.

Айседора мало прислушивалась к разговорам. Большинство споров на такие темы она уже слышала раньше: экономические, нравственные и финансовые проблемы, религиозные сложности и оправдания, политические требования…

Но внезапно миссис Андерхилл в изумлении насторожилась: ее ум прояснился, когда она услышала, с каким воодушевлением епископ произнес имя Войси.

– Наивность не защитит нас от ошибок благонамеренных деятелей, чьи знания человеческой натуры значительно уступают их желанию принести пользу, – с убедительной пылкостью заявил ее муж.

Он не взглянул в сторону Обри Серраколда, при этом Айседора заметила, что, по крайней мере, трое ее соседей по столу поступили ровно наоборот. Роуз напряженно замерла, и ее тонкие пальцы застыли на бокале вина.

– Последнее время я стал понимать, что мудрое правление нуждается в сложных всесторонних исследованиях, – продолжил Реджинальд с таким решительным видом, словно вознамерился высказаться с обстоятельной дотошностью. – Нельзя, чтобы в правительстве работали дилетанты, пусть даже исполненные самых благих намерений. Мы просто не можем допустить столь дорогостоящую ошибку. Один неудачный эксперимент в торговой и финансовой сфере или отказ от законов, которым мы подчинялись веками, – и тысячи людей пострадают, прежде чем мы сумеем устранить эти ошибки и восстановить утраченное равновесие. – Он с глубокомысленным неодобрением покачал головой. – За всю нашу историю мы еще не сталкивались с более опасной проблемой. И ради спасения тех, кому мы служим, тех, кто верит нашему мудрому руководству, мы не можем позволить себе быть сентиментальными, потворствуя собственным желаниям. – Сверкнув глазами, Андерхилл мельком взглянул на Обри. – Это наша первейшая и главная обязанность, иначе ничего благотворного мы не добьемся.

Серраколд побледнел, и его глаза заблестели. Он не стал утомлять себя возражениями. Осознавая глупую бессмысленность такой застольной дискуссии, политик продолжал молчать, напряженно сжав нож и вилку.

После безмолвной паузы с полдюжины гостей вдруг заговорили разом, выступая в защиту сказанного и выдвигая новые возражения. Но, оценивающе посмотрев на этих ораторов, Айседора поняла, что они учли важность мнения Реджинальда. Внезапно очарование идеалов как-то потускнело, потеряв реально значимую силу.

– На редкость бескорыстное мнение, милорд, – заметил Войси и, повернувшись, взглянул на епископа. – Если б все духовные лидеры обладали вашей смелостью, мы могли бы понять, к кому обращаться за нравственным руководством.

Андерхилл ответил ему вялым взглядом. Лицо его побелело, а грудь тяжело вздымалась, словно ему вдруг стало трудно дышать.

Наверное, опять мучается несварением, решила его жена. Он съел слишком много этого супа с сельдереем. Ему следовало быть осмотрительнее; он же знает, что его желудок плохо переносит сельдерей. А по пылкости произнесенной речи можно было подумать, что он злоупотребил еще и вином!

Вечер шел своим чередом, одни завоевывали сторонников, другие – теряли. Вскоре после полуночи гости начали разъезжаться. Реджинальд и Айседора покинули прием в числе первых.