Медиум с Саутгемптон-роу - Энн Перри

Епископ по-прежнему смотрел на супругу, ожидая подтверждения того, что его страхи излишни, что боль пройдет. А Айседора не могла оправдать его ожидания. Даже если б он был ребенком, а не пожилым мужчиной старше ее самой, она не смогла бы солгать ему. Болезнь стала реальной. И невозможно было вечно отказываться признавать ее.

– Я помогу тебе всем, чем смогу, – прошептала женщина.

Она осторожно коснулась руки мужа, сжимающей его колено. Казалось, затопивший его чувства ужас начал перетекать через кожу в ее пальцы. И внезапно Айседору озарило новое понимание: Реджинальд до ужаса страшится смерти. Всю жизнь он проповедовал любовь Божию, подчинение заповедям, не допускавшим ни сомнений, ни толкований, смиренное принятие земных страданий с полнейшей верой в будущую вечную жизнь на небесах… а его собственная вера ограничивалась словами. И, заглянув в бездну смерти, он не увидел небесного света, не узрел ожидающего его Бога. Он чувствовал себя одиноким, как ребенок в ночи.

Миссис Андерхилл с изумлением осознала, что готова отказаться от своих собственных мечтаний.

– Я буду с тобой. Не беспокойся. – Она сжала руку супруга и обняла его за плечи. – Тебе нечего бояться. Таков путь всего человеческого рода, нам всем предстоит пережить такой переход. Тебе поможет вера. Ты не одинок, Реджинальд. С тобой всякая Божия тварь. Это лишь краткий переход в вечность. Ты видел, как туда ушло множество людей, смело и достойно. Ты тоже сможешь… Тебе достанет и веры, и мужества.

Епископ продолжал сутулиться на краю постели, но постепенно напряжение покинуло его. Должно быть, боль отступила, поскольку он разрешил жене помочь ему лечь обратно в кровать и через несколько мгновений спокойно уснул. Тогда Айседора встала и, перейдя на свою сторону постели, тоже легла.

Она страшно вымоталась, но благословенное забвение снизошло на нее лишь под утро.

Реджинальд встал в свое обычное время. Он был немного бледным, но в остальном выглядел вполне нормально. О ночном эпизоде епископ предпочел не вспоминать. Более того, он боялся встретиться с женой глазами.

Его поведение ужасно рассердило Айседору. Он не имел мужества даже поблагодарить ее, хотя бы одарить признательным взглядом или даже простой улыбкой. Женщина онемела от возмущения. Однако и ее муж пребывал в ярости, сознавая, что она видела его слабость и унижение, его обнаженный страх. Миссис Андерхилл понимала его, но тем не менее с презрением отнеслась к такому духовному оскудению.

Да, он был серьезно болен – последние сомнения в этом рассеялись. Пусть на сегодня он предпочел забыть о болезни, но та никуда не исчезла. И сейчас Айседора, как никогда, нужна ему – пусть это будет привязанность, жалость, уважение или просто долг, но она обречена быть с ним до конца. А болезнь ведь может затянуться на долгие годы. Женщина представила свою будущую жизнь в виде протянувшейся до горизонта дороги, дороги, окруженной плоской, серой равниной. Она могла раскрасить ее в мечтах, но они никогда не станут реальностью.

Возможно, мечты никогда и не сулили реального воплощения. Все остается неизменным, за исключением ее познаний.

– Я не верю своим глазам! – взорвался Джек Рэдли, просматривая газету за завтраком; лицо его побледнело, а руки дрожали.

– В чем дело? – с тревогой спросила Эмили, мгновенно вспомнив, что со времени убийства Мод Ламонт прошла всего неделя. Неужели Томас обнаружил какие-то улики, указывающие на вину Роуз? Только теперь миссис Рэдли осознала, как страшилась именно этого. Ее охватило чувство вины. – Что ты там прочел? – Голос женщины срывался от страха.

– Обри! – воскликнул Джек, отбросив газету, словно не мог даже видеть ее. – Он настрочил письмо издателю. Полагаю, ему хотелось дать опровержение на письмо генерала Кингсли, но он чертовски неудачно осуществил эту задумку.

– Неудачно? Ты имеешь в виду, что он написал нечто легкомысленное? Это не похоже на Обри!

Эмили вспомнился его красивый голос – не просто четкая дикция, но и стиль выражения мыслей.

– Что же он там высказал? – поинтересовалась она.

Джек глубоко вздохнул и прикусил губу, явно не склонный отвечать, точно оглашение написанного могло придать тексту более реальную опасность.

– Неужели все так скверно? – спросила его жена, чувствуя укол ледяной иглы тревоги. – Неужели так серьезно?

– Да, полагаю, серьезно.

– Ладно, либо прочти вслух, либо передай газету мне! – потребовала миссис Рэдли. – И ради всего святого, не говори больше о плохом, если не желаешь ничего объяснять!

Политик опустил взгляд на газетный лист и начал читать, тихо, почти монотонно:

– «Недавно в этой газете генерал-майор Рональд Кингсли обвинил меня в оторванном от реальности идеализме, в игнорировании великих достижений и побед нашего народа, а заодно и славных заслуг людей, сражавшихся и умиравших ради нашей безопасности и ради блага других стран, одаривая их нашими справедливыми законами и свободами. В обычной ситуации я мог бы спокойно дождаться того, когда само время покажет, как он заблуждался. Мне достаточно веры хорошо знающих меня друзей и прочих людей, способных быть честными в своих суждениях. Однако поскольку я выступаю кандидатом в парламент от Южного Ламбета, то близость выборов лишила меня такой роскоши, как время. Прошлое нашей страны богато славными событиями, которые я не могу, да и не желаю менять. Но будущее мы способны изменить ко всеобщему благополучию. Постараемся оставить без внимания величавые поэтические хвалы военным катастрофам вроде атаки Легкой бригады в Крыму, где из-за неумелого командования генералов встретили бессмысленную смерть наши отважные собратья[30]. Лучше будем сочувствовать выжившим в таких безумных операциях, когда они ковыляют мимо нас по улицам, ослепшие или искалеченные, и когда лежат, сокрытые от наших взоров стенами госпиталей и прикованные к больничным койкам. Давайте возложим цветы на славные могилы героев! Но давайте также позаботимся о том, чтобы их сыновья и внуки избежали такой участи. Ее мы не только способны, но и обязаны изменить».

– Ничего плохого! – возразила Эмили. – Насколько я понимаю, все верно – прекрасная, справедливая и честная оценка.

– Я еще не закончил, – уныло бросил Джек.

– Ладно, что он там еще добавил?

Рэдли вновь устремил взгляд в газету:

– «В военное время, в случае угрозы со стороны других стран, нам нужна дееспособная армия. Но нам не нужны искатели приключений, одним миром мазанные с империалистическими захватчиками, полагающие, что, будучи англичанами, мы имеем право завоевывать любые другие понравившиеся нам страны, либо веруя в то, что их жители обретут лучшую жизнь, когда наши законы и учреждения силой оружия вытеснят их собственные, либо втайне полагая, что нам самим выгодно воспользоваться их землями, полезными ископаемыми и любыми другими природными богатствами».