Стрижи - Фернандо Арамбуру

бессонных ночей. Дома ли Ирис? Это имя ей ни о чем не говорило. Она повернулась вглубь квартиры и крикнула: «Детка!» Оттуда появилась парагвайка – босиком и с сигаретой во рту.

На сей раз Ирис, раздеваясь, назвала себя Арами и, кажется, не вспомнила меня, но мне на это было плевать. Зато оба ее имени я вспоминаю до сих пор, настолько необычно они звучали.

Видимо, чтобы завоевать мое расположение, пробудив сочувствие, она рассказала, что в Парагвае у нее есть сынок двух лет от роду и она любит его больше всего на свете, а в Испанию приехала, чтобы попытать счастья и скрыться от угроз какого-то мужчины. Дела у нее идут не так уж и плохо, прежде она работала в баре в Вальекасе – по десять и больше часов в сутки за нищенскую плату; к тому же хозяин был настоящей свиньей, начал к ней приставать и даже ударил, потому что она вела себя как женщина порядочная и требовала к себе уважения. Пришлось искать другое место, и тогда одна ее соотечественница сказала, что сексом можно заработать гораздо больше и накопить достаточно, чтобы вернуться в Парагвай и открыть там цветочную лавку или швейную мастерскую, уж это как получится, и она будет жить со своим сыночком, своим дорогим ребеночком, о котором ни на минутку не перестает думать, и только ради того, чтобы обеспечить ему хорошую жизнь, занимается тем, чем занимается, и уверена, что Господь непременно ее простит.

Все это она рассказывала мне, пока я занимался тем, за чем пришел. На ее спине, усыпанной родинками, были отчетливо видны все позвонки. Но из-за безумной болтовни парагвайки я никак не мог кончить и даже решил, что ничего у меня не получится.

Я и в третий раз пришел в дом номер 127 по бульвару Делисиас, но ту девушку не нашел. Расспросы не помогли. Возможно, я вел себя слишком настойчиво или не сумел подобрать нужный тон. На меня уже смотрели с подозрением: а вдруг я полицейский или журналист? Потом пригрозили, что позовут на помощь эквадорцев.

28.

Я уже давно не доставал из шкафа Тину. По ее невозмутимым и не знающим обиды глазам я догадался, что она прощает мне месяцы забвения. А разве хоть одна женщина, способная дышать и говорить, не закатила бы на ее месте скандал?

Тина, как всегда, прелестна: тонкие, красивые черты лица, мягкие выпуклости юного тела, слегка прикрытые бельем. Мы с ней неспешно занимались любовью прямо на ковре и в моей излюбленной позе – под сонным и одобрительным взглядом Пепы. Могу признаться, что в последние ночи воспоминания о парагвайке пробудили во мне острую потребность в сексе.

И вот я пишу эти строки в состоянии близком к блаженству. Давно мне не было так хорошо. Наверное, потому что я сбросил напряжение и теперь могу поразмышлять.

Итак, с одной стороны, мы имеем никому не нужного мужчину, от чьего жалованья больше не зависит бывшая жена, которая теперь обрела свободу; с другой стороны – не требующую внимания женщину, которая является не объектом наслаждения, а орудием наслаждения, и это, милые девушки, отнюдь не одно и то же. Как следствие само собой отпадает и все остальное: общение, разговоры, постоянные упреки, постоянные ссоры, мачизм, феминизм, несходство характеров и разные жизненные цели.

И что же, наконец-то наступили мир и покой на земле?

Женщинам теперь доступны любые рабочие места, они могут принимать решения и быть экономически независимыми. Одни, естественно, больше, другие меньше, как и мужчины, их вечные враги и угнетатели, созданные лишь для того, чтобы не слушать и не понимать женщин. Отлично, просто отлично. Они это заслужили. Да здравствует демократия. Зато теперь у нас есть love dolls[25]. Подозреваю, что, если бы их придумали раньше, история человечества пошла бы менее кровавыми путями. Вряд ли бы вспыхнула Троянская война; не повторялись бы из века в век нежелательные беременности, супружеские измены, изнасилования и преступления на почве страсти. Вряд ли сифилис довел бы до могилы Франца Шуберта, под чью «Неоконченную симфонию» я делаю эти записи. И вряд ли миллионы ревнивых Отелло, раскиданных по лицу Земли, убили бы столько же Дездемон. Перечислять можно долго. Как мне кажется, вид, подобный человеческому, получи он возможность удовлетворять свой сексуальный инстинкт в любое время, сразу стал бы спокойнее, возможно даже добродушнее. Мы наконец почувствовали бы себя братьями и сестрами.

29.

Тину изготовили в Японии. Не помню, сколько в свое время заплатил за нее Хромой, но, кажется, едва ли не тысячу евро.

У нее чудесные длинные черные волосы, хотя парик легко меняется. Мне она нравится такой, какая есть: с чертами лица как у средиземноморской женщины и с нежной улыбкой. Более красивых и лицом и телом женщин я в жизни не видел. Тина несравнимо красивее Амалии, даже если вспомнить, какой та была в свои лучшие годы, пока у нее не появился целлюлит и не начал портиться характер. Короче, их нельзя даже сравнивать, хотя Амалия, отдадим ей должное, была очень даже ничего. В Тине все изящно, гармонично, нежно и в то же время так похоже на настоящее, что достаточно придать ей нужную позу, чтобы у меня сразу же возникла эрекция.

С какого бока ни глянь, Тина обладает преимуществами перед любой живой женщиной. И сразу же хочу подчеркнуть, что не отношусь к ней как к вещи. Ни холодильник, ни телевизор, ни мебель не могут составить мне компании, они не общаются со мной; а вот Тина – да, ведь у нее, как и у Пепы, есть собственное имя, есть лицо и тело. Тина не стареет, не оценивает мои поступки, не отравляет мне жизнь упреками, ей не свойственны резкие перемены настроения, у нее не бывает месячных, она не притворяется, будто испытывает оргазм, не требует денежной или какой-либо другой компенсации за то, что удовлетворяет мои желания. Тина не может заразить венерическими заболеваниями. Не затевает за мой счет революционные перемены. С ней я не обязан притворяться добрым, понятливым и щедрым только ради того, чтобы в конце рабочего дня она на краткий срок предоставила в мое распоряжение свою срамную щель. Назвать Тину игрушкой я считаю оскорбительным, а утверждать, что создание вроде Тины не дает человеческого тепла, – просто глупостью. Скажите, от кого я получал человеческое тепло в этой гребаной жизни? От родителей, сына, Амалии или Рауля?.. Однажды вечером Хромой рассказал мне, заходясь от гнева, что прочитал где-то заявление британской женщины-психолога, по