Венский бал - Йозеф Хазлингер

Нижайший протянул мне бокал с изрядным количеством спиртного.

– За чистую Европу! – провозгласил он, поднимая свой бокал.

– За чистую Европу! – ответил я.

Он ждал, когда я начну пить. На какой-то миг у меня мелькнула мысль, что это не виски. Я посмотрел на Нижайшего, и мне показалось, что в лице его читается затаенная злоба. Неужели я опротивел ему из-за того, что сказал Файльбёку, что у меня на уме? Или он хотел выставить меня слабаком в моих собственных глазах? Я зажмурился и опустошил бокал. Мгновенный ожог пищевода от глотки до желудка. Живот свело судорогой. Я зажимал его обеими руками. Нижайший подал мне стакан воды. Я шесть часов ничего не ел и долго воздерживался от алкоголя. Нижайший поставил бокал на стол, так и не прикоснувшись к нему. Что это означало? Я провалился на испытании? Или выдержал его? Нижайший сел в кресло напротив. Он молча смотрел на меня. А я сидел, по-дурацки съежившись, и ждал, когда он вызволит меня из неловкой ситуации. Но он этого не делал.

– Как быть с Файльбёком? – выдавил я наконец.

Нижайший заговорил тихо, водя по столешнице бокалом с виски.

– Ляйтнер за устранение, – сказал он. – Майор считает Файльбёка опасным. Я не согласился. Человеку первого призыва, возразил я, надо дать шанс. Мы сотрем его руны, но не его жизнь. Пусть выбирает, что ему предпочесть – свои руны или жизнь.

– Не слишком ли великодушно? Он хотел лишить тебя власти.

– Меня нельзя лишить власти. У меня ее нет.

– Но Файльбёк…

– Падший ангел. Мы отнимем у него лишь палец, а не жизнь. После наказания Файльбёка никаких встреч в парке Антона Бенья. А обедать снова врозь. Новым ангелом, наблюдающим за всем и отвечающим за порядок, будешь ты.

– Я? – Мой голос дрожал от плохо скрываемой радости.

– Ты. Твое задание – подготовить вразумление Файльбёка.

Он вышел и выплеснул свое виски в раковину с грязной посудой.

– Кто такой Ляйтнер?

Ответ последовал не сразу, и я успел уточнить свой вопрос:

– Тот самый полицейский юрист, на которого мы должны рассчитывать при аресте?

Нижайший поставил опрокинутый бокал на сушилку для посуды.

– Теперь мы будем видеться чаще, – сказал он. – Но тебе же лучше, если не все будешь знать. Тебе достаточно того, что после пожара на Гюртеле Ляйтнеру поручили заняться моим розыском. Он вычислил меня во Флориде. С тех пор мы – союзники. Теперь он не один. У него есть помощники.

– А знает ли Ляйтнер и кто-то еще про…

Я не осмелился продолжать. Как-никак Нижайший сам сказал, что квартира нашпигована «жучками».

– Да, они безусловно поддерживают нас. И еще как. Без них Армагеддон был бы просто словом из Апокалипсиса. И хотя мы своими силами могли бы нанести удар, он не привел бы к смене эпох. Мы осуществим первую часть плана, Ляйтнер и его люди – вторую. Они помогут нам взять власть.

– А Файльбёк знает об этом?

Нижайший положил руку мне на плечо.

– Нет, – сказал он и медленно повел меня в прихожую. – Я никогда не доверял Файльбёку. И здесь, в этой квартире, он не бывал. Но я часто обсуждал с ним ситуацию. Он хочет повторения старых революций и не хочет понять, что за последние десятилетия в Европе создан гигантский полицейский корпус, в войне с которым у нас нет никаких шансов. Но в полиции идет брожение. Она не может больше быть на побегушках у политиков. Она ждет не дождется повода, чтобы начать действовать самостоятельно, как подобает не мальчику, но мужу. И мы ей предложим таковой. Тысячи полицейских живут ожиданием освободительного удара. Кто сумеет его нанести, тому будет принадлежать страна. И Файльбёк наконец-то прозреет и найдет дорогу к нам.

Вскоре я уже был на улице. Шагая в темноте под беспрерывным дождем до самой Ройманнплац, я постепенно уразумел свою новую функцию. На одном фланге была группа высоких полицейских чинов и, возможно, еще каких-то персон, которые стремились к переделу власти. На другом – мы, Непримиримые, готовившие Армагеддон. Нижайший был связующим звеном, как бы средней частью алтарного триптиха. А я – его новым адъютантом и отвечал за безотказное взаимодействие обеих сторон. Следовательно, мне полагалось знать больше, чем другим посвященным. Но это значит – дошло до меня по дороге домой, – что, если я не справлюсь со своей задачей, мне будет грозить то, чего Ляйтнер требовал для Файльбёка, – устранение.

В следующие недели я продолжал встречаться с Нижайшим на Вольлебенгассе, виделся с ним, наверное, раз двадцать. Мне было позволено заходить к нему ежедневно после полуночи. Если он не мог принять меня, потому что в квартире был еще кто-то или отсутствовал он сам, об этом я мог догадаться по особому знаку – кольцу из медной проволоки, подвешенному к решетке подвального окна. Почти все, что мне известно об отроческих и юных годах Нижайшего, я узнал во время этих ночных встреч. Он рассказывал мне о своих родителях и об отношениях с монастырским аббатом. Мне кажется, он хотел стать для меня чем-то вроде этого аббата. Всякий раз он предлагал мне выпить. Сам не пил. Возможно, я был единственным его другом. Он часто заводил разговор о предательстве как о важнейшем жизненном шаге, как о таком опыте, без которого человек не может созреть. Создавалось впечатление, что он поощряет во мне мысль о предательстве. Это было тем более странно, что при наших первых встречах мы говорили главным образом о том, как рассчитаться с предателем Файльбёком.

Наказание должно было совершиться втайне и в то же время стать несомненным фактом для друзей Ляйтнера. Полиция непременно узнает о нем, но ей нельзя давать никаких зацепок для расследования. О виде наказания Нижайший договорился с Ляйтнером. Об устранении уже не было речи. Но кара должна была быть устрашающей. Ляйтнеру явно хотелось продемонстрировать своим единомышленникам, как мы, Непримиримые – или как бы он нас ни называл, – поступаем с изменниками. О смерти Файльбёка мы даже не заикались. Могу свидетельствовать: Нижайший сделал все, чтобы спасти Файльбёка. Самое главное – дать ему шанс еще раз все спокойно обдумать. Ему нужно было надежное укрытие. Поскольку в этом случае не приходилось не только рассчитывать на помощь Ляйтнера, но даже вслух помышлять об укрывательстве Файльбёка, мы столкнулись с очень трудной задачей. Начать с того, что на Вольлебенгассе нельзя было говорить об этом.

Нижайший включил компьютер и сказал:

– Посмотрим, какие новости принесет нам электронная почта.

На самом деле он не вошел в сеть, зато я увидел на мониторе его сообщение и ответил Нижайшему тем же способом. Так мы и беседовали.

– Ты уверен, – отпечатал я, – что Ляйтнер не считывает нашу информацию?

Нижайший сделал вид, что читает чужое послание:

– Смотри, что опять пишет этот хитрюга. До чего красиво он крадется в наш садик. Придется его маленько пощекотать.