Женщина справа - Валентен Мюссо

– Друзьями – это слишком сильно сказано. Даже оказав ему помощь в первое время, Гувер не любил Маккарти, отчасти потому, что тот потеснил его в крестовом походе против коммунизма. Когда сенатор попытался слишком открыто привлечь ФБР, Гувер расставил все точки над «i» и отдалился от него. В пятьдесят четвертом сенат проголосовал против Маккарти. Он очень быстро впал в безвестность и два с половиной года спустя скончался от гепатита.

Я начинал нервничать, хоть виду не подавал.

– Но моя мать была под наблюдением ФБР в 1958 году, то есть в период, последовавший за всем тем, что вы мне рассказываете! Почему после отзыва Маккарти все не закончилось?

Лидекер улыбнулся.

– Не будьте таким легковерным, Дэвид. Маккарти был всего лишь пешкой, а оказался жупелом, который в перспективе мог только вредить правительству. Его отстранение всех прекрасно устраивало. Едва он ушел, как начался второй крестовый поход, намного более скрытный. Впрочем, с тех пор свобода маневра у «охотников за ведьмами» была ограниченной, ритуал исповеди-доноса потерял свою эффективность, но изменения коснулись лишь внешней стороны.

– Именно тогда ФБР и начало перепись голливудских звезд?

– О, составление списков началось гораздо раньше… Если придерживаться конкретики, еще в семнадцатом Гувер начал собирать личную информацию на каждую значимую персону или тех, кто может такой стать. Но в пятьдесят шестом все поменялось, когда ФБР разработало свою самую секретную операцию, «КоИнтелПро» – стратегическую программу, целью которой было всеми средствами нейтрализовать оппозиционные политические движения под прикрытием защиты демократии. ФБР могло также сфабриковать обвинения против групп несогласных…

– И особенно коммунистической партии?

– Да, но сюда можно отнести защитников гражданских свобод и противников войны во Вьетнаме. Странное дело – самыми яростными противниками «КоИнтелПро» были некоторые из высших должностных лиц ФБР, которые отрицали, что их агенты принимают участие в операции под прикрытием. Каждый год ФБР публикует тысячи внутренних документов, но рассекречено слишком мало архивов, чтобы можно было действительно судить о масштабе явления. Как известно, ФБР использовало два типа воздействия: слежка и проникновение. Таким образом, у них на крючке и под наблюдением было много голливудских звезд. Самых известных из них зовут Мерилин Монро и Фрэнк Синатра, но это всего лишь пара знаменитых имен среди сотен других. Все, кто работал в Голливуде, вне зависимости от профессии, были занесены в их картотеку. Большинство из «подозрительных» не были коммунистами, но могли, по выражению Бюро, «очернять американский образ жизни и прямо или косвенно восхвалять советскую систему».

Это выражение заставило меня подумать о том, что я узнал из старых газетных статей в библиотеке. «Покинутая» по своему сюжету и недостатку благопристойности того времени прослыла фильмом, подрывающим американские ценности, что навлекло на него резкие нападки цензуры.

– А кем была моя мать во всем этом? Она оказалась на линии огня ФБР из-за Пола Вардена, о котором я вам говорил?

– Без всяких сомнений… Кстати, я кое-то нашел о нем.

– Правда?

– Разумеется, напрямую его ничего не связывает с ФБР, но я узнал, что Варден был членом Гильдии сценаристов и что он считался там активистом. Все объединения авторов, сценаристов и драматургов находились под наблюдением ФБР. Официально правительство объявило, что слежки прекратились в январе пятьдесят шестого… иначе говоря, именно тогда, когда была разработана «КоИнтелПро».

– Но за моей матерью не только следили, она общалась с агентом лично!

– Как раз об этом я только что говорил, употребив слово «проникновение». После слежки за работниками Голливуда ФБР выходило на контакт с некоторыми из них и подталкивало к сотрудничеству.

– Потому что Бюро располагало на них личной компрометирующей информацией?

– Средство давления, как и всякое другое, которое почти всегда срабатывало. В мире кино скандалы были так многочисленны, что ФБР не испытывало трудностей, убеждая неподдающихся… Фотографии, о которых вы мне говорили, представляли собой ахиллесову пяту вашей матери. И она не была единственной, кто подвергся шантажу такого рода.

– Но почему она? Ее же тогда никто не знал!

– Она стояла на пороге блестящей карьеры и посещала известных личностей. В связи с этим фильмом она теперь была сердцем цитадели и могла функционировать куда эффективнее, чем какой-нибудь федеральный агент. Именно поэтому ФБР не рисковало ничем, сделав из нее информатора. Годом или двумя позже с твоей матерью ничего бы такого не случилось…

– Что вы хотите сказать?

– К шестидесятым климат в Голливуде изменился. Незадолго после исчезновения твоей матери тех, кто отказался отвечать на вопросы Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, номинировали на «Оскар». Это решение положило конец замалчиванию и самому существованию черных списков. В шестидесятом Отто Премингер[86] во всеуслышание заявил, что попросил Далтона Трамбо работать над «Исходом». Начиная с этого момента языки в Голливуде развязались, и многие коммунисты вышли из тени. ФБР начало вести себя куда осторожнее с известными критиками режима. Сомневаюсь, чтобы при таком положении дел Бюро рискнуло бы приблизиться к вашей матери.

Элизабет оказалась в неудачное время в неудачном месте… Вместо того чтобы утешить меня, это замечание Лидекера только добавило мне сожалений.

– А теперь что мне делать, Джулиан?

– Вы мне сказали, что запросили в ФБР имеющееся там досье на вашу мать.

– Этим занимается детектив, с которым я работаю.

– Принимая во внимание Закон о свободе информации, не думаю, чтобы вам могли отказать. Может быть, вы там найдете ответы на вопросы, которые мы себе задаем. Однако знайте, что в большинстве случаев досье цензурированы или сильно отредактированы. Даже если там и есть какие-то секреты, вам их не поднесут на блюдечке…

– В этом я сильно сомневаюсь.

Лидекер посмотрел на меня более серьезным взглядом.

– Если ФБР несет хоть какую-то ответственность за исчезновение вашей матери, значит, что-то пошло не так. Не думаю, чтобы кто-то желал причинить ей вред.

– Вы думаете, что это… промах?

– Не уверен, что правительству свойственно употреблять слова такого рода, но мысль именно такова. Я бы дорого дал, чтобы узнать, что произошло вот уже сорок лет назад.

– Любопытство историка?

Он поднял брови и медленно покачал головой.

– Нет, Дэвид, с тобой сейчас говорит не историк, а друг.

* * *

Встреча с Лидекером мне помогла, даже несмотря на то, что я уходил с горьким чувством вины, что слишком отдалился от тех, кто мне дорог. Друзья, моя бабушка, Эбби… Как я мог позволить своей жизни дойти до такого состояния? И как в то же самое время я мог думать, что заставлю замолчать окружающие меня отголоски прошлого?