Эхо - Дун Си

– Сюй Хайтао сказал, что решил свернуть этот проект, причем не требовал возвращения аванса. Он и правда просил свернуть проект? Если да, то где и когда это произошло?

– Это полный бред. Мы встречались дважды, и оба раза он приходил ко мне в студию. Первый раз это случилось двадцатого февраля, именно тогда он поручил подготовить проект и заплатил аванс; второй раз он приходил двенадцатого мая и, выразив недовольство, что не видит результатов, потребовал в течение двух месяцев все завершить.

– Как, по-твоему, должен ли был Сюй Хайтао выплатить тебе оставшиеся двести пятьдесят тысяч?

– Должен, потому что задача, которую он ставил, выполнена. В любом случае Ся Бинцин больше не докучает его дяде.

– Эту задачу выполнил ты?

– Нет, я перепоручил ее другому.

– То есть ты поручил другому убить Ся Бинцин?

– Я не поручал ее убивать, я лишь попросил сделать так, чтобы она не докучала Сюй Шаньчуаню. Я не хотел никакой беды, но она случилась, а раз так, то свое обязательство перед Сюй Хайтао я все равно выполнил.

– По телефону ты угрожал Сюй Хайтао, что если в течение десяти дней он окончательно не рассчитается, то ты его сдашь. Что именно ты имел в виду?

– Ничего конкретного, я лишь хотел его припугнуть. Поскольку дело приняло криминальный характер, Сюй Хайтао вряд ли хотел в нем фигурировать, поэтому я рассчитывал, что он выплатит остаток. Повторюсь, что у меня не было желания навредить Ся Бинцин, но раз уж ее убили, мне не хотелось уступать Сюй Хайтао. Зная, что денег у него предостаточно, я решил наказать его хотя бы в такой форме.

– За что ты решил его наказать?

– За то, что именно он инициировал все это.

– В самом начале ты сказал, что Сюй Хайтао загнал тебя ловушку. На первый взгляд его просьба выглядела безобидной, но, по сути, он требовал убрать свидетеля. Поскольку поручение оказалось невыполнимым, ты догадался, что это ловушка, и все-таки согласился. Почему?

– Надеялся, что справлюсь, даже придумал, как это сделать. Но я не ожидал, что исполнитель изменит мой план.

– Ты уверен, что за твоими словами не скрывается нечто другое? Употребляя такие красивые словечки, как «эмиграция» или «побег на край света», ты специально избегаешь конкретного слова, которое не смеешь произнести, потому что оно словно нож в спину. Побег на край света в твоем описании выглядит как жизнь в раю, может, тем самым ты намекал Лю Цину, что Ся Бинцин следует отправить в рай?

– Это сугубо ваша интерпретация, ее нельзя рассматривать как доказательство преступления. Вы же не можете расценивать мысли как факты.

– Как ты считаешь, какова в этом деле доля твоей ответственности?

– Чисто по-человечески в чем-то я, конечно, виноват, но по факту никакой вины на мне нет, ведь я никого не заставлял убивать Ся Бинцин.

– Раз это не твоя вина, то чья же? – Разозлившись, Жань Дундун изо всех сил хлопнула по столу, отчего У Вэньчао и Шао Тяньвэй вздрогнули одновременно.

58

Поезд мчался на запад, его маршрут пролегал меж высоких гор и крутых хребтов. Жань Дундун уставилась в окно, она смотрела в него практически не отрываясь с того самого момента, как села в поезд. Наступил декабрь, озаренная солнечным светом природа поражала буйством красок. Мимо один за другим проносились горные пики, подножья гор все еще радовали глаз нежной зеленью, листва на деревьях ничуть не поредела, как будто смена сезонов не имела к ней отношения. Чуть выше горы были охвачены золотом – словно расплавленное, оно растеклось поверх нижнего слоя, не оставляя ни единой проплешины. Вершины венчал багрянец – ярким всполохом он исходил от каждого росшего на вершине дерева.

На самом деле цветовые слои не распределялись строго по линеечке, особенно это было заметно в районе желто-красного перехода, где четкой границы не существовало вовсе. Кое-где наблюдались вкрапления зелени и в центральной части, они напоминали затесавшихся в класс учеников другого класса, из-за чего общая картина выходила еще более пестрой.

В голове у Жань Дундун неожиданно промелькнуло слово «великолепие»: ее поразило, насколько яркими красками обладала природа, ей даже показалось, что ее зрение стало резче, куда бы она ни кинула взгляд, изображение воспринималось в два раза четче.

Кроме буйства цветов, ее удивило разнообразие очертаний горных вершин: округлые, заостренные, оголенные, одни напоминали головы животных, другие – человеческие лица или другие части тела. Где-то горы стояли врозь, а где-то теснились группами, на первый взгляд это выглядело хаотично, но на самом деле все было предельно продуманно: на пологих склонах, что вытягивались от гор, располагались деревеньки, а оттуда, где горы наслоившись друг на друга, достигали небесной синевы, струились ручейки, которые, казалось, подпитывались небом и облаками. Из-за вздымавшихся в горном потоке волн прозрачные ручьи отсвечивали белизной. Глядишь на них – и в ушах даже слышится журчание воды. Когда на пути попадалась спокойная гладь реки или озера, то их пространство тоже наполняла богатейшая палитра красок, в воде отражалось ровно то количество цветов, которое содержалось в небе и на горных склонах. «Красота!» – восхитилась про себя Жань Дундун.

Она даже не могла сказать, как давно вот так вот спокойно не любовалась природой, а ведь если бы она делала это хотя бы раз в полтора или даже в три года, то это могло бы целительно воздействовать на ее психику. Однако после замужества она вообще никуда не выезжала: сначала из-за рождения ребенка, а потом у нее просто выработалась привычка к домоседству. На выходных она предпочитала отсыпаться дома, заниматься по хозяйству или навещать родственников. Она всегда пренебрегала выездами на природу, не веря, что та обладает восстанавливающими возможностями.

До замужества она дважды путешествовала с Му Дафу, но тогда они переживали страстную любовь и были сосредоточены исключительно друг на друге, им не было никакого дела до того, что творится вокруг, путешествие для них являлось лишь предлогом. Тут ей пришла в голову мысль, что путешествовать следовало бы не в самом начале семейной жизни, а попозже, когда страсть начинает остывать и супруги утрачивают силу обольщения, вот тогда можно в полной мере переключать внимание на пейзажи. Любуясь красотой природы, она вдруг испытала стыд за то, что всего этого великолепия не видят Хуаньюй и Му Дафу, словно она в одиночку лакомилась чем-то вкусным. Внезапно ей захотелось, чтобы это стало настоящим путешествием, а не погоней за преступником, и чтобы ее попутчиками были не коллеги, а дочь с мужем.

Эту мысль перебил разговор Шао Тяньвэя, Лин Фан и Сяо Лу. Те болтали о всякой всячине, обсуждая друзей и коллег, и, казалось, даже не смотрели в окно, словно вместо красивого пейзажа там находилась привычная офисная обстановка.

Целью их командировки был арест Лю Цина. Первого июня Лю Цин купил билет на высокоскоростной поезд до Куньмина, что находился в южной провинции Юньнань, после чего никаких сведений о нем больше не поступало. Двадцать восьмого мая он удалил все свои аккаунты в соцсетях. Тридцать первого вечером попрощался с родителями, объявив, что вместе с одногруппником отправляется в другую провинцию заниматься органическим земледелием. Попутно он в самых радужных красках описал свои перспективы, уверяя, что такой способ ведения сельского хозяйства возродил огромное количество деревень, вспомнил даже троих разбогатевших на этом деле фермеров, словно одним из них был он сам. «Так бы и сказал, что хочешь стать крестьянином, к чему столько понтов?» – заметил ему отец. После этого с родителями он больше на связь не выходил.

Когда Жань Дундун проверила записи о перемещении его аккаунта, то обнаружила, что он стал общаться с блогершей под ником «Довольная возвращением